гражданам, которые назначены были архонтами для поддержания порядка, стоило немалого труда сдерживать народ, среди которого порой уже раздавался глухой ропот недовольства по поводу задержки судоговорения и отсутствия обвиняемых. Всюду слышались восклицания вроде: «Алкмеониды, пользуясь своим богатством, сумеют уйти от суда и наказания!», «Евпатриды, конечно, не осудят своих!», «Гнев небожителей не страшен тем, кто успел выжать все соки из нашего брата и теперь пользуется всяким благополучием!», «Где же Солон? Ведь он убедил Алкмеонидов предстать пред судом трехсот почтеннейших граждан», «Где судьи? Чего они мешкают?».
Едва Филосторг и его дед успели протиснуться сквозь шумящую толпу к одной из крайних ступеней и, тяжело дыша от утомительного пути, опустились на них, толпа, дотоле шумевшая и волновавшаяся, внезапно стихла. На ораторском возвышении появилась фигура человека невысокого роста, но еще стройного и сильного, несмотря на заметно серебрившуюся круглую бороду и морщины на высоком лбу. Прекрасное, правильное лицо его дышало умом и энергией. Большие глаза светились добротой. Легким мановением руки он заставил толпу умолкнуть. Лишь в задних рядах послышался одинокий возглас:
– Слово мудрому Солону, сыну Эксекестида! Слушайте, слушайте, что он скажет, и как он, по обыкновению, сумеет рассеять все наши сомнения!
Солон поклонился народу и обратился к нему с речью. Голос его, мягкий и мелодичный, постепенно крепнул по мере того, как он говорил. Ясно чувствовалась, что речь этого человека дышит полной, неподдельной искренностью. Граждане слушали его с затаенным дыханием, видимо не будучи в силах оторвать взоры от этого человека, сумевшего снискать расположение толпы и руководить ею по своему желанию. Вот что сказал Солон:
– Афинские граждане и все вы, тут собравшиеся с ближних и дальних концов Аттики! Не гневайтесь на то, что я скажу вам. Мы хотели судить Алкмеонидов здесь, на этом священном месте народных собраний, перед лицом всего аттического народа. Вы для этого собрались сюда. Однако по зрелом обсуждении, архонты пришли к заключению, что не тут, а в священном ареопаге должны заседать судьи по столь неслыханному делу, за которое ныне ответят Алкмеониды. Ареопагу, этому древнейшему и почтеннейшему судилищу нашему, установленному самими богами, надлежит произнести свое властное слово относительно дальнейшей судьбы людей, своим святотатственным поступком навлекших на себя и, к сожалению, на всех нас гнев бессмертных богов. В состав этого суда, как вы знаете, входят почтеннейшие наши старцы, бывшие архонты и другие сановники, беспорочно служившие государству и столь же безупречные в своей частной жизни. Умудренные опытом, они должны произнести свой веский приговор. Им одним, нашим ареопагитам, принадлежит на суде право жизни и смерти. Их постановления не подлежат отмене. Но для Мегакла и прочих Алкмеонидов учрежден особый суд. Мне стоило большого труда убедить Мегакла и его присных добровольно предстать пред лицом