усмехнулся про себя Поляков, дом, стало быть, хотим купить. Вот тебе, Владимир Ильич, и Нижний Новгород! Прозорливый Шахов оказался прав.
– Еще чаю? – предложил Поляков.
Владимир Константинович поблагодарил и отказался. Поляков забрал у старика пустую чашку и отнес на кухню.
– А эта квартира что, не ваша? Зятя? – спросил он, снова вернувшись в комнату.
– Мы с Наташей свою-то продали, Максим денег добавил, купили эту. На Максима записали.
– Ясно. На Максима, значит. А вы, вроде как, ни при чем.
Старик промолчал.
– Слушайте, а вы знали, что родственнички не собирались брать вас в новый дом? Только честно – знали или нет?
Старик опять ничего не ответил, избегая смотреть на Полякова.
– Понятно. Выходит, знали.
– Услышал случайно, как Галя с Максимом на кухне говорили, – тихо проговорил Владимир Константинович, – ссорились. Она ему: я, говорит, с чужим стариком жить не буду! Убирать за ним, портки его стирать. Ладно бы, за отцом твоим ходить, а этот мне кто? И тебе?
– А он?
– А что он? Устал он один. Его тоже понять надо. Разве легко одному ребенка растить? Галя условие поставила: или тесть твой, или я. Максим уж больно мучился!
– Бедный, – не удержался Поляков. Но старик издевки не заметил.
– Худо ему было, в глаза мне не мог смотреть. Ну, думаю, скажу я ему, стыдить начну. Ну, бросит его Галя. И что с ним будет? Машенька уже взрослая, первый курс отучилась. Она у нас хорошая девочка, но…
– И не жалко было Машеньке-то, «хорошей девочке», родного деда?– ядовито осведомился Поляков. Слушать про страдальца Максима и прекраснодушную Машу, которые, не моргнув глазом, отреклись от близкого человека, у него желания не было. Он хотел сказать еще что-то в том же духе, но осекся, увидев несчастное лицо старика.
– Вы извините меня, – спохватился Поляков, – лезу не в свое дело. Просто… что же вы о себе-то не подумали?
– Владимир Ильич, мне восемьдесят один год, в таком возрасте как-то глупо думать о своем удобстве, – слабо улыбнулся старик, – много ли мне осталось?
– Извините, – еще раз сказал Поляков, который и в самом деле почему-то чувствовал себя виноватым. В горле застрял ком, дыхание перехватило. Он поднялся с жалобно скрипнувшей кровати и отошел к окну.
– Что вы! Не извиняйтесь, – с жаром возразил Владимир Константинович, – это я перед вами кругом виноват. Вы из-за меня с невестой поссорились.
–Да бросьте. У нас давно не ладилось, – успокоил его Поляков, сам удивляясь своей черствости. Выбрался из изживших себя отношений, как змея из старой кожи, и рад. Права Ольга: наверное, он и в самом деле мерзавец и скотина.
– Ладно, не обо мне сейчас речь. – Он снова уселся на край кровати, снял очки и потер глаза. – Родственники у вас есть где-нибудь? Где вы жить-то собираетесь? Я имею в виду, когда поправитесь?
– У меня в Нижнекамске сестра живет, Анастасия, – после крошечной паузы проговорил Владимир Константинович, – к ней переберусь.