силы, бросился вслед за ним. Он уже видел бурую шубу великана, мелькающую впереди среди деревьев совсем рядом, слышал его шумное дыхание… И вдруг великан пропал из виду, будто растворился в воздухе. Но оставались его следы в глубоком снегу. Василий шел по ним через густой осинник, держа копье наготове. Может, великанище затаился и ждет его в засаде! Осинник кончился. След уводил в сторону, к разлапистым столетним пихтам, под которыми уже скопилась предательская темнота.
Лыжи легко заскользили под уклон.
Могучие сосны вставали на пути. Василий обогнул одно дерево, другое…
Внезапно прямо перед ним возникла черная яма, словно разверстая пасть чудовища. Василий не успел ни крикнуть, ни воткнуть копье в снег, как полетел вниз вместе с комьями снега и обломками тонких жердей, которые наполовину прикрывали яму сверху.
«Ловушка!» – мелькнуло у него в голове.
Василий шмякнулся на что-то мягкое и тут же был отброшен к земляной стене какой-то неведомой силой. Боль искрой прошла по телу. Василий открыл глаза и похолодел. В полумраке ямы-ловушки в двух шагах от него сидел великанище, издавая какие-то нечленораздельные звуки и щелкая зубами. Его желтые круглые глаза не мигая смотрели на Василия.
«Ну, молодец, поминай всех святых!» – подумал Василий.
Его рука потянулась к рукоятке кинжала.
…Целый день друзья-побратимы искали Василия.
Ближе к вечеру Василий сам наткнулся на них. После радостных объятий и похлопываний по плечу ратники развели костер в укрытой от ветра лощине. Василий снял лыжи, бессильно опустился на вязанку хвороста и протянул к огню озябшие руки.
– Догнал ли ты великана? – спросил Фома, изнемогавший от любопытства.
– Догнал, – устало ответил Василий и вынул из-за пазухи клок рыжевато-бурых волос.
Фома взял волосяной пучок из руки Василия, понюхал. Сморщился:
– Ну и запах от его шубейки!
– Такие волосы растут у великана по всему телу, кроме головы, – сказал Василий. – В остальном он такой же человек, как и мы. Только разговаривать не умеет.
– Коль разговаривать не умеет, значит, не человек, а дух нечистый, – заметил Домаш.
– Стонал великанище, как человек, и кровь у него красная, – со вздохом произнес Василий, – силища только нечеловеческая.
– Прикончил ты его? – спросил Костя Новоторженин.
– Пришлось, – ответил Василий. – В яму-ловушку свалились мы оба. Великан на меня бросился, да пособил мне Господь зарезать его. Чудом жив остался.
– Как же ты из ямы выбрался?
– Сумел вот.
– Молодец, Вася! – воскликнул Фома. – С честью в Новгород вернемся. И за даньщиков убиенных рассчитались.
Но Василий был мрачен. Его не покидало чувство, будто убил он безвинного человека или, того хуже, ребенка зарезал. Хоть и силен был великанище, но нападал он на Василия с голыми руками. И умирая, глядел на него так печально, как-то по-детски глядел.
– Худион-то где? – спросил Василий. – Где Потаня?
– Для Худиона санки из лыж смастерили