и Шаленый тихо двинулись за ними и невольно вздрогнули, увидав, куда они держат путь. Они шли прямо к «Божьему дому», из которого доносился невероятный смрад разлагающихся трупов. В этот дом – вернее, склеп – складывались трупы всех неизвестных, поднятых на улицах Москвы мертвецов. Были тут опившиеся водкой, замерзшие, вытащенные из воды, были тут и убитые, и раздавленные. Всех клали в одно место и держали до весны, когда хоронили зараз и в общей могиле. Случалось, к весне скапливалось триста – четыреста трупов, и едва наступала оттепель, как тяжелый смрад от них разносился по всему городу.
Неустрой не выдержал, и, как только носильщики завернули за угол, он подбежал к ним и сказал:
– По приказу мастера!
– Получай! – добродушно ответил шедший впереди и ловким движением сбросил наземь неподвижное тело.
– Мертвый? – испуганно спросил Неустрой.
Носильщики засмеялись.
– Встряхни и очухается.
– Нешто можно было его живым выволочить? Духа! – укоризненно сказал другой.
Неустрой и Шаленый нагнулись над товарищем. Шаленый вдруг выпрямился.
– Кровь! – сказал он глухо.
– Где?
Шаленый указал на ноги носильщиков. Голые, они были испачканы кровью.
Носильщики грубо засмеялись.
– И уморушка! – сказал один. – Али, милый человек, нашего дела не знаешь?
– Заходи, покажем, – с усмешкой сказал другой.
– Тьфу! Пропади вы пропадом! – сплюнул Шаленый и торопливо зажал в кулак большие пальцы от сглазу или наговора.
Носильщики, смеясь, удалились и скоро скрылись за уголом забора.
– Понесем, бери! – сказал Неустрой, хватая недвижного приятеля за ноги.
– А деньги? – раздался подле них голос, и они увидели приземистого, большеголового Ваську.
– Получай! – ответил ему Неустрой и торопливо отсчитал монеты. – Бери, что ли! – крикнул он товарищу.
Они ухватили тело за ноги и за голову.
Мальчишка оскалил зубы.
– А хошь, крикну государево слово, а?
– Дурак! – задрожав, ответил Неустрой. – Оговорим твоего батьку, да и тебе влетит.
– Го-го-го! – загоготал Васька. – Так оно и было! Батьку-то не оговоришь, он тебе язык вырвет. Щипцы в рот!
– Уйди, окаянный!
– Хошь, закричу? – дразнил мальчишка и словно бес прыгал подле них на одной ноге.
– Дай полтину! дай! молчать буду!
Невыносимый смрад доносился из склепа, страшным призраком чернел приказ под серебристым светом луны, а мальчишка, сверкая огненной балкой, прыгал и вертелся подле них, говоря:
– Дай полтину, а то закричу!
– Дай ему, бесу! – прохрипел Семен.
– Лопай, пес! – кидая монету, сказал Федька.
Васька схватил ее и завертелся волчком.
– Го-го-го! – прокричал он. – Вот славно! Ужо приходите в приказ, я вас плетью бить буду. По-легкому, только клочья полетят.
– Ооо! – раздался протяжный вой из-за тына.
– Бежим! – закричал Семен,