не смущали неизбежные лишения, тяготы и риски военной жизни. Это время началось с военной реформы Гая Мария, осуществленной в самом конце II в. до н. э. и, в частности, открывшей дорогу в легионы неимущим римским гражданам. Но в наибольшей степени принцип добровольного комплектования реализуется в эпоху принципата, после преобразований, проведенных в римской военной организации Октавианом Августом и сделавших армию действительно профессиональной.
Понятно, что в первую очередь по собственной воле поступали в войско те, кто рассчитывал улучшить свое материальное положение за счет регулярного и достаточно высокого жалованья, разного рода социальных и юридических льгот, доли в добыче и императорских подарков, вознаграждения, получаемого по выходе в отставку. Привлекали этих людей также возможности карьеры, которая могла возвысить простолюдина в социальном плане: простой плебей, став легионером и дойдя до чина первого центуриона (примипила), попадал во всадническое сословие, провинциал или вчерашний варвар, выходя в отставку после 25-летней службы во вспомогательных войсках, получал в награду права римского гражданства для себя и своей семьи. Кого-то записаться в армию побуждали семейные традиции, пример отцов и старших братьев. Были, возможно, и те, у кого ко всем этим мотивам добавлялись вера в Рим, презрение к варварам и мятежникам. Не следует недооценивать и мотивы психологические, можно даже сказать, романтические. Кому-то претила рутина и скука обычной жизни и хотелось увидеть мир, отличиться на военном поприще, проверить себя в нелегких испытаниях, прославиться и т. д. О таких людях во времена Августа говорили, что они родились под знаком Скорпиона: по словам автора астрологической поэмы Марка Манилия, они жаждут битв и лагерей Марса и даже мирное время проводят с оружием в руках, любят военные игры и потехи, посвящают свой досуг изучению связанных с оружием искусств (Астрономика. IV. 217–229).
Конечно, переход к принципу добровольности имел свои издержки. Далеко не всегда по собственной воле в легионы записывались действительно подходящие люди. Это хорошо понимал император Тиберий, который говорил: «Добровольно поступающих на военную службу мало, а если бы таких и оказалось достаточно, они не выдерживают никакого сравнения с воинами, пришедшими по призыву, ни в доблести, ни в дисциплине, потому что по собственному желанию вступают в войска преимущественно бедняки и бродяги, которые не в состоянии были проявить старинную доблесть и дисциплинированность» (Тацит. Анналы. IV. 4). (Тацит в другом месте с пренебрежением отзывается и о столичной черни, которая попадает в легионы, – Анналы. I. 31.) Этому убеждению вряд ли противоречит точка зрения, излагаемая в речи Мецената в «Истории» Диона Кассия, согласно которой военную службу должны нести самые крепкие и самые бедные, они же и самые беспокойные элементы. Конечно, к началу III в. ситуация изменилась, но все же Дион акцентирует не столько бедность, сколько врожденную воинственность, полагая, что именно военная служба лучше всего может отвратить этих людей от занятий грабежами, направив