ко всему никуда не делось. Главное – всегда быть против чего-то. Это уже не исправить. Но только если лет тридцать назад в этом еще был какой-то смысл, сейчас это уже выглядит смешно. Великовозрастный капризный ребенок, постоянно пытающийся привлечь внимание к себе. М-да.
Я аккуратно, как учили, нажал на поршень шприца, чтобы выпустить воздух. На кончике иглы появилась капелька и сразу лопнула, оставив после себя микроскопические брызги. Пора приступать.
Резким хлопком я всадил иглу за ухо Николаю Альбертовичу.
– Не дергайтесь, а то хуже будет, – я несколько опоздал со своим предупреждением.
Поршень медленно, но верно пополз в направлении иглы. В этот момент я почувствовал, как у обмотанного скотчем человека напряглись шея и скулы, как у него невольно перехватило дыхание.
Доза была слоновьей.
– Что выыы деаетеее? – заморозка действовала быстро.
– Я же вам сказал, что собираюсь отрезать вам ухо. Или вы подумали, что я с вами шутки шучу? – ответил я сухо и по-деловому. – Я и сам люблю пошутить, но в этот раз я абсолютно серьезен.
Николай Альбертович заерзал на стуле, от чего подстеленная под стул клеенка неприятно зашуршала и пошла волнами. Про клеенку я тоже у Декстера подсмотрел. Наш метод – дешево и практично.
– Неее нааааа, умоооаяю, – видимо, это означало «не надо, умоляю».
В моей руке появился скальпель. Остро заточенный, с плавными линиями, удобно лежащий в руке – я буквально залюбовался его блеском. Возможно, в прошлой жизни я был сорокой.
Пленник подался вперед, но я свободной рукой резко дернул его за плечо.
Я долго не мог решить, как и где начать. Несколько раз я видел, как художники водят кистью или карандашом в паре сантиметров от холста, как бы примеряясь к нему. Вот и я так же, только скальпелем.
Все это время Альбертыч мычал что-то бессвязное. То ли он молил о пощаде, то ли просто всхлипывал. Меня это ни в коем разе не отвлекало от процесса – я сама сосредоточенность.
Зачем мне все это надо?
А зачем люди лезут туда, куда их не просят? В особенности, в политику. Неважно – левый ты или правый, либерал или матерый имперец. Дело тут не в твоих политических взглядах, которые не совпадают с моими. Дело тут в другом. Имеет ли право человек искусства идти в политику, сыпать громкими заявлениями?
Творец, решивший сунуться в политику, всегда останется в проигрыше. В той или иной степени. Если ты за власть – то продажный лизоблюд и конъюнктурщик, позарившийся на грамотки и ордена. Против власти – то все равно продажный лизоблюд и конъюнктурщик, позарившийся на эфемерные печеньки. Так, по крайней мере, скажут.
Я не говорю, что нельзя иметь свои собственные политические пристрастия, но зачем же так горлопанить об этом? Настоящий гений немногословен и нетороплив в своих рассуждениях, он спокоен и рассудителен. Ему достаточно пары слов, чтобы заставить задуматься. Он не будет давить авторитетом.
Если