мужеством и дисциплиной. Впрочем, вся их храбрость не привела бы ни к чему, если б Паулина, подняв руки кверху, не остановила толпы.
– Снимите с него цепи! – повторила она.
Толстый офицер, видя, что ничего больше не остается делать, повиновался и освободил руки и ноги пленника.
Воины сомкнулись вокруг своего начальника, повернулись и пошли обратно к Мамертинской тюрьме. Вдогонку им посыпались насмешки толпы, умолкнувшие не раньше, чем последний стражник скрылся за тюремным валом.
Тит стоял перед своей избавительницей.
– Следуй за мной! – сказала она, и они пошли вниз по Форуму, предшествуемые ликтором.
Толпа уже нашла себе новое развлечение. Два мясника побились об заклад: один говорил, что центурион будет обезглавлен, другой – что его распнут.
– Я выиграл, – оказал первый. – Его не распяли.
– Я выиграл, – отвечал второй. – Ему не отрубили голову.
От слов они перешли к драке, и толпа с хохотом окружила бойцов.
Через пять минут Тит и его неожиданное помилование были забыты и на площади стоял гул от насмешек, ругательств и ударов.
Паулина остановилась под портиком храма Весты, и центурион принялся благодарить ее.
Она остановила его жестом и сказала:
– Ты обязан благодарностью за спасение своей жизни не мне, а Сенеке.
– Я пойду и поблагодарю его! – воскликнул Тит.
– Не трудись, – отвечала весталка, – слова для мудрого то же, что ветер, который пахнет на его лицо и мчится дальше. За услугу нужно платить делом, а не словами. – Она остановилась и, пристально взглянув в лицо центуриона, сказала торопливым тоном: – В наше время никто не может пренебрегать дружбой, даже Сенека при всем своем могуществе и богатстве, может быть, будет когда-нибудь иметь нужду в дружбе простого центуриона. Ты видишь, я доверяю тебе. – Она ласково улыбнулась. – Согласен ли ты быть другом Сенеки?
– Клянусь! – горячо воскликнул Тит.
Она хотела войти в храм, но он остановил ее.
– Почему же Сенека вздумал спасти мне жизнь?
– Спроси об этом у еврейки, которая была с ним во дворце Цезаря сегодня утром, – отвечала она.
– Юдифь во дворце Нерона? – воскликнул Тит с ужасом.
Весталка с любопытством взглянула на него, потом дотронулась до его руки и шепнула ему на ухо:
– Глупый, разве у тебя нет меча, чтобы отомстить за свою любовь?
Затем она скрылась в храме, оставив его в оцепенении.
Опомнившись, он пустился со всех ног к дому Иакова.
Но здесь, к его удивлению, старый привратник загородил ему дорогу; он оттолкнул его и вошел в атриум, громко призывая Юдифь.
Вместо дочери его встретил отец.
– Где Юдифь? – крикнул центурион.
– Моя дочь под кровом своего отца, – отвечал Иаков, – но я не знаю, какое тебе дело до этого. Я не желаю, чтобы ты вмешивался в мои или ее дела. Я смиренный римский гражданин и не желаю принимать в свой дом беспокойных людей, которые подымают святотатственную