молодой человек, приложив палец к губам, – меня зовут де Гранлис.
– Несмотря на расстояние, вы всегда присутствовали между нами, – продолжал Боран. – Дочь сказала правду: всегда, постоянно мы вспоминали о вас; мы ждали какого-нибудь известия, спрашивали себя, почему вы не вспомните своих преданных слуг, воображая, что наша глубокая привязанность заслуживала вашего благоволения…
Принц покраснел и поспешил сказать:
– Я никак не мог сделать это, мои бедные друзья!.. Я все расскажу вам теперь. У меня было столько приключений, столько опасностей… Я снова испытал заключение, тюрьму… Мне еще раз удалось спастись и бежать, почти чудом…
– Кто же осмелился? – воскликнула снова побледневшая Рене, глаза которой пылали негодованием.
– Кто осмелился?.. – повторил принц. – Все они же, эти бунтовщики, мои дяди, которые безо всякого права и доказательств считают меня интриганом, авантюристом, отказываются признать меня своим племянником, законным наследником того, что они украли у меня! Они доказали, что я могу всего опасаться… Эти тайны принадлежат не мне одному, и я не имею права выдавать их даже таким преданным людям, как вы.
Он произнес последние слова с тем видом достоинства, который умел хорошо принимать на себя и который производил такое сильное впечатление на окружающих. Так было и на этот раз; все низко склонились перед ним, искренне признавая себя недостойными.
Двое прохожих остановились перед лавкой, хотя и плохо освещенной, но все-таки бросавшей поток света на еще довольно оживленную улицу. При виде их Боран вспомнил свою обычную осторожность.
– Господин Гранлис, – тихо сказал он, – потрудитесь войти в столовую, отсюда вас слишком хорошо видно.
– Ты прав, Боран, – спохватился принц, быстро обернувшись спиной к улице, – прав тем более, что я сегодня целый день в пути, не завтракал и не обедал. Мне будет приятно поужинать.
– Неужели? – печально воскликнула Рене, в отчаянии от такого признания.
Жанна бросилась растапливать свой погасший очаг, Блезо закрыл лавку, а часовщик спустился в погреб, чтобы сделать честь своему гостю бутылкой лучшего вина. Немного погодя Гранлис спокойно ужинал свежей яичницей, холодным мясом, фруктами, запивая их хорошим вином.
Стоя у стены, хозяева лавочки жадно смотрели на него, как на вновь найденное дитя; они любовались его аппетитом, его манерами, поспешностью, с какой он опустошал свой стакан. Кончив ужин, он, зевая, сказал, что сильно устал, и попросил устроить его на покой. Рене взялась проводить его в тайное убежище на чердаке, где Жанна поспешила устроить временную постель, надеясь завтра устроить гостя поудобнее. Принц в сопровождении молодой девушки поднялся по узкой винтовой лестнице, которая вела из лавки в первый этаж, а оттуда на чердак. Взбираясь по ступеням, он тихо произнес про себя:
– Мне кажется, что я стал на пять лет моложе, что я все еще ученик часовщика… А ведь то было, в сущности, хорошее время.
Звучно раздались шаги молодых людей среди пустого чердака, голоса звучали тише, подавленные