усов своих. – Тако и лаял: «Ныне, дескать, страдники не ниже высокородных».
– Не ниже?!
Точно клещи, впились в горло отказчика жирные пальцы боярина.
– Убогой сын боярской, Тешата, не ниже вотчинников Ряполовских?!
– Тако и сказывал, господарь! – прохрипел задыхаясь отказчик: – «Мы хоть и малым володеем, а холопей не продаем. Самим надобны нынче».
Симеон на мгновение разжал пальцы, отступил и, размахнувшись, с плеча, изо всех сил ударил покорно стоявшего перед ним человека.
– Добыть! Доставить!
Тиун бочком подвинулся к боярину.
– Дозволь молвить смерду.
И, коснувшись рукою пола:
– Не в диво нам тех людишек у Тешаты отбить. Токмо бы воля твоя.
– На коней! – топал исступленно ногами князь, не слушая Антипку.
– Абие оседлаем. Токмо дозволь молвь додержать.
Широко раздув ноздри, Ряполовский надвинулся на тиуна.
– Не по дыбе ль соскучился?
– От твоей милости, князь, и дыба мне, смерду, великая честь!
Льстивый голос холопя смягчил боярский гнев.
Симеон присел на лавку и, уже почти спокойно, кивнул:
– Сказывай.
– Не смирится Тешата. С тяжбой пойдет на тебя. То ли дело – подьячего, Ивняка Федьку, кликнуть. Умелец подьячий наш ссудные кабалы пером наводить.
Хитрая усмешка порхнула на одутловатом лице Симеона, оживив сморщенные подушечки под глазами. В багровых прожилках нос шумно обнюхал воздух, точно учуяв неожиданную добычу.
– А и горазд ты на потварь, смерд.
– Не потварь, князь, а, коли пером настряпано будет, истинной правдой опрокинется.
И, не дожидаясь разрешения, побежал за подьячим.
Федька спал, когда к нему в избу ворвался Антипка.
– К боярину! – услышал он сквозь сон и обомлел от жестоких предчувствий.
Узнав по дороге, зачем его звали, подьячий облегченно вздохнул и сразу проникся сознанием своей силы.
В опочивальню он вошел неторопливым и уверенным шагом.
Ряполовский не ответил на его поклон и только промычал что-то под нос.
Федька закатил бегающие глаза, деловито уставился в подволоку и размашисто перекрестился.
– Стряпать ту запись, боярин?
– На то и доставлен ты.
Подьячий чинно достал из болтавшегося на животе холщового мешочка бумагу, фляжку с чернилами и благоговейно, двумя пальцами вынул из-за оттопыренного уха новенькое гусиное перо.
– А не будет ли лиха? – полушепотом спросил князь, почувствовав вдруг, как что-то опасливо заныло в груди.
– В те поры казни, господарь.
Ивняк лихо тряхнул остренькой своей головой и накрутил на палец ржавую паклю бородки.
– Не бывало такого, чтоб Федькины грамоты без толку в приказах гуляли.
– Пиши.
– Колико, князь-боярин, долгу на нем у тебя?
Ряполовский хихикнул и махнул рукой.
– Коли умелец ты, сам умишком и пораскинь. Токмо бы ему, смерду, не приведи господь, расчесться не можно бы!
Подьячий почесал пером переносицу и лукаво мигнул.
– Пятьсот,