жалобно сообщил кто-то.
– Да ты ножом ей челюсти разожми, придурок! Куда?! Нож не убирай, чтобы она пасть захлопнуть не могла, а то еще откусит… Во, правильно, вот так! Всему вас, молодых, учить надо!
К размеренному уханью Крота добавилось еще какое-то хлюпанье и чмоканье, затем протяжный горловой стон и звуки больше всего напоминающие быстрое сворачивание и разворачивание целлофанового пакета.
– А, сука! Ты что же это делаешь?! В сторону, в сторону трави! Вот, падла, все штаны мне уделала!
– Ну ты урод! Ты чего хотел ей до желудка через рот запихнуть?! Маньяк, блин! Вот ищи теперь, чем ей морду от этой параши вытереть!
В воздухе поплыл кислый запах рвотных масс. Стараясь не дышать носом, и мучительно сглатывая слюну, Стасер вывалился на улицу. Прямо у стены, прислонившись к ней спиной и спрятав голову в коленях, плакал Хунта. Равнодушно глянув на него и, чувствуя, как подгибаются при каждом шаге непослушные и неловкие, как ватные, ноги, Стасер протопал дальше, туда, где лежал буквально разорванный его пулями хаджи. Мельком посмотрел на жутко оскаленные в предсмертной муке зубы, пнул в сторону жалобно задребезжавший по камням автомат, машинально отметив, что, судя по характерному цвету металла и грубой штамповке, это китайская подделка родного «Калашникова», и лишь потом осознал, что он здесь не один. Рядом с телом на проржавевшем металлическом ящике сидел Чуча и, меланхолично протирая бархатной тряпочкой прицел, с едва заметной лукавой усмешкой во взгляде глядел на Стасера.
– Что, командир, сбежал? Не понравилось, как братва развлекается? Или тебе право первой ночи не предложили?
И тут Стасер не выдержал, тело, будто перерубило в поясе, согнув в мощном рвотном позыве. Он хрипел и булькал, извергая из себя и обед, и ужин, а когда остатки пищи наконец закончились, то жестокие спазмы принялись выдавливать из него просто желчь. Наконец извержение прекратилось и желудок еще пару раз подкатив в холостую к гортани окончательно успокоился и вернулся на свое место. Стасер облегченно вздохнув, распрямился, сплюнул забившую рот горькую жижу и брезгливо оттер рукавом губы.
– Не наш ты человек, командир… Не из нашей колоды… Уж не знаю, что тебя сюда занесло, только плохо все это кончится и для нас и для тебя… – задумчиво произнес Чуча.
На протяжении всего процесса он даже бровью не повел, как сидел, так и сидел, будто ничего и не происходило. И говорил теперь ровно и спокойно, будто продолжая давно обсуждаемую тему.
– Что ты имеешь в виду? – все еще напряженно отдуваясь и стараясь дышать как можно глубже, поинтересовался Стасер. – Что значит не наш человек?
– А то и значит, – охотно пояснил Чуча. – Здесь ведь кто собрался? Аутсайдеры по жизни, тупые неудачники, больше ни на что не способные… Восемь классов, ПТУ, дешевый рэкет или гоп-стоп, тюрьма и потом сюда. Или так: восемь классов, ПТУ, какой-нибудь спецназ, война, дембель, безработица и потом сюда. Короче, здоровые, тупые дебилы, ценность которых