казахстанской жары небо столбами поднимался едкий черный дым. Горели гаражи и сараи, курятники и голубятни которыми обросла жилая зона военного городка за годы своего существования. Пожары пытались тушить ежедневно, но в ночи они вспыхивали вновь – жгли казахи, пьяные от вседозволенности, «военные уходят, теперь эта земля наша, мы здесь хозяева и делать будем все, что захотим», жгли и сами военные, чтобы не досталось никому. Как только слухи о выводе в Россию обрели под собой реальную почву в городке откуда ни возьмись появилось неприятно много желтолицых азиатов, деловито снующих взад вперед, недобрым оценивающим взглядом ощупывающих дома, палисадники, огороды и, конечно, женщин-славянок. В Россию уходили далеко не все, многие в 91-ом году по дурости согласились принять казахское гражданство, оставаясь жителями военного городка, продолжая получать российскую пенсию или работать вольнонаемными в частях. Теперь они с тоской смотрели на отправку эшелонов с имуществом и техникой полигона, а соседи-казахи, еще вчера доброжелательно улыбавшиеся при встрече, зло шипели им вслед: «Военные уйдут – начнем резать, за все с вами сочтемся!». За что сочтемся, объяснить не могли ни те, ни другие.
В городок на место постоянной дислокации прибыл батальон казахской армии. Встречали торжественно: парадом, митингом с громкими словами о нерушимой дружбе русского и казахского народа (дежа вю – где-то я уже слышал о такой дружбе, правда, с другим народом и там все очень хреново кончилось), гремел маршами гарнизонный оркестр, генерал обнимался с казахским полковником. Вечером произошло массовое побоище между нашими офицерами и казахскими. Перевес оказался на стороне бледнолицых братьев, и визжащую толпу монголоидов все же выкинули из офицерского кафе под аккомпанемент свирепой матерщины и звон разбитых бутылок. Пока сила была на нашей стороне. Черт, «пока» такое быстротечное и ненадежное слово! На утро наш генерал долго бесновался на плацу перед частью, объясняя всем и каждому про принципы международного права и мирного сосуществования различных культур.
– Ну чем вам помешали эти обезьяны?! Ну что, водки в кафе на всех не хватало? Вот послал Бог на мою голову эфиопов, хлебом не корми, дай только кулаки почесать!
– А мы расисты! – пискнул из строя маленький бурят Якимов.
В ответ часть грохнула оглушительным хохотом. Дело в том, что Якимов имел очень характерную восточную внешность и настолько походил на типичного казаха, что те постоянно принимали его за своего. Стоило ему появиться на местном базаре, как продавцы-казахи немедленно начинали заговаривать с ним на своем языке. Якимов раздражался и по-русски объяснял им, что ничего не понимает. Тогда его принимались стыдить, что за казах незнающий родной мовы! А стоило Якимову заявить, что он вовсе не казах, как дело доходило до рукоприкладства: «Как?! Ты еще и от национальности своей отказываешься?!» После нескольких таких неудачных походов расстроенный постоянными происшествиями генерал обозвал Якимова «охотником за звездюлями» и закрепил за ним персональных телохранителей – двух прапорщиков из роты охраны обладавших