тому, как разом втянулась у того в плечи голова, как покорно согнулась спина, полностью уверился в точности своей догадки. Денег у очкастого больше не было, как не было и сил оторваться от вожделенного автомата. Последняя надежда на невероятное, на чудо, все еще продолжала властно удерживать его на месте. Уж на что он там рассчитывал непонятно, но уходить не хотел, смотрел заискивающе, побитой собакой заглядывал в глаза, и от этого молящего взгляда взрослого, годящегося ему по возрасту в отцы мужика, чувствовал себя Мансур гордым и сильным, сладко сжималось сердце от ощущения власти над другим человеком и собственной значимости.
– Почему не играем, уважаемый? Автомат не нравится? Может плохо работает? Так садись на другой, у нас их тут много… – обычная ничего не значащая не несущая в себе смысловой нагрузки прелюдия, чисто формальная завязка разговора.
На самом деле затравленный взгляд очкастого уже все объяснил Мансуру, можно было ничего не спрашивать, но чеченец хотел, чтобы ситуация окончательно прояснилась, добивался от гаска унизительного признания. Тот что-то неразборчивое проблеял в ответ. Ну, баран, как есть баран!
– Не слышу тебя, дорогой!
Мансур нарочито резко наклонился к очкастому, вскинув к уху раскрытую ладонь. Не то замахнулся, готовясь ударить, не то просто приставил ладошку, чтобы лучше слышать. Понимай, как знаешь!
Очкастый понял правильно, отшатнулся резко, выкатил испуганно зеньки, еще бы чуть-чуть и со стула грохнулся.
Мансур рассмеялся тихонько, страх взрослого мужика был приятен. Вообще здорово, когда тебя боятся, сразу ощущаешь себя большим и сильным.
А вот очкастому, в отличие от молодого чеченца, было совсем не до смеха. Ну не довелось ему в жизни приобрести навыки бесстрашного и напористого бойца, другая у него сложилась дорожка, другая стезя, где ценились совсем не те качества, что свойственны спортсмену-рукопашнику, или армейскому спецназовцу. Потому и боялся он панически любого физического воздействия, что уже давно, почитай со школьных лет не сталкивался с подобным, оберегала как-то судьба, даже от пьяной шпаны в подворотне по очкам ни разу не схлопотал, не говоря уж о чем-то более серьезном. И ежели любой боксер скажет вам, что по морде разок другой получить ни фига не страшно, она, морда-то, от этого только крепче будет, то преподаватель высшей математики Петр Максимович Зайцев, потомственный интеллигент и высококультурный человек, наоборот считал, элементарную плюху по репе чем-то невообразимым и должным если не убить его на месте, то по-крайней мере причинить ему страшную боль и серьезно изувечить.
Петр Максимович даже зажмурился на секунду, истово надеясь, что страшный чеченец окажется просто галлюцинацией воспаленного от бессонницы и переживаний мозга и сам собой растворится в воздухе. Однако смотритель зала растворяться вовсе даже не собирался, а даже наоборот, окончательно убедившись, что перед ним абсолютно не способный на сопротивление