штурм наверняка укрепленного и готового к обороне села силами десяти человек, будь они даже трижды специальной группой?» – качая головой, подумал Роман. Хотя особого удивления не выказал, по крайней мере, внешне. На этой странной войне случалось порой и не такое. На все фронты прогремел анекдотичный случай взятия мусульманского села одиноким русским добровольцем, которого во время похмельных мучений шутки ради подразнили сослуживцы, сообщив, что в крайнем доме осажденного села торгуют отличной ракией. Кто же знал, что похмельная жажда окажется настолько сильна, что бросит русского в отчаянную одиночную атаку? И уж вовсе невозможно было предположить, что удивленные нетипичным поведением врага дежурные пулеметчики мусульман и так напуганные слухами о противостоящих им тысячах русских «плаченников», кинут свои укрепленные положаи и сломя голову рванут за подмогой в село, сея панику среди своих заспанных ничего спросонья не понимающих товарищей. У страха глаза, как известно велики, вот так и вышло, что один похмельный доброволец превратился в целый штурмовой батальон. А крик: «Русы! Трчим! Русы, додьжем!» стал сигналом к общей панике и беспорядочному бегству, поскольку каковы в бою добровольцы на своей шкуре успели прочувствовать многие из окопавшихся в селе мусульман и, обладая подобным опытом, вовсе не жаждали новой встречи с жуткими русами.
Смешно, конечно, но подобные эскапады реально встречались вначале вспыхнувшего в республике конфликта, до тех пор, пока стороны не подкопили боевого опыта, не набрали должного ожесточения и решимости извести, наконец, давних врагов под корень. Теперь такой фортель уже не прошел бы на сто процентов. Потому брызжущий слюнями оптимизм командира полка явно был лишен всяких логических оснований, и Роман понимал это как никто другой, потому как был вовсе не кабинетным стратегом, что, склонившись над красиво оформленной штабной картой, небрежно вычерчивает разноцветные стрелочки будущих ударов, а практическим исполнителем. Тем самым парнем что, в ужасе выпучив глаза и пластая от живота длинными очередями в белый свет как в копеечку, идет в атаку по столь лихо выведенному цветным карандашом направлению на карте. Потому, не слушая, что там еще верещит в эфире старший начальник, он отшвырнул наушники на колени радисту и замолотил затянутой в форсистую черную кожаную перчатку с обрезанными пальцами ладонью по металлической крыше кабины.
– Стой! Приехали!
Обиженно чихнув выхлопными газами «мозготряс» остановился, подняв тучу пыли.
– К машине, парни!
Сидящие в кузове бойцы неохотно зашевелились, постепенно выплывая из мутного забытья и тяжелого оцепенения, в которое неизбежно погружает монотонная дорога уставшего измученного хроническим недосыпом человека. Звякнула оружейная сталь, зашаркали по доскам кузова ребристые подошвы десантных ботинок, прерываясь звонкими шлепками и короткими матерными возгласами, подгоняющими тех, кто дольше других не мог включиться в реальную жизнь из