подтверждение его слов из лесу раздался выстрел.
– Убили кого-то… – сглотнул Горский.
– Вряд ли, – зевнул морской офицер. – Должно быть, кто-то из местных стрелял. Для острастки. Так порой делают перед тем, как запереть ворота на ночь.
Вагоны составили довольно быстро. Вернувшись в собственное купе, Горский испытал неприятное дежавю. Ему хотелось поскорее покинуть эту осточертевшую комнатушку с плюшевым диваном и поселиться, наконец, в нормальном доме. Единственное, что приятно удивило, так это то, что оба спальных места были аккуратно застелены свежим бельем.
Верхнеудинск проехали ночью. Оба товарища к тому времени мерно посапывали – день для них выдался долгий и, как сказали бы физики, энергозатратный.
К концу двенадцатого дня добрались до Читы. Ночное прибытие создало массу хлопот станционному коменданту. Ему пришлось вызывать дополнительный взвод солдат. Места здесь крайне опасные, чистую публику необходимо строжайше оборонять. Тем паче, в одном из вагонов ехал генерал из Петербурга. Обо всем этом Горскому и Унгебауэру поведал осведомленный кондуктор.
В Чите стояли очень недолго и вскоре двинулись дальше. На Яблоновый хребет в помощь основному паровозу пришел еще один – сзади. С горем пополам вскарабкались.
Приближалось важное место Великого Пути: Китайский разъезд. Здесь железная дорога раздваивалась. Один из путей вел на Нерчинскую каторгу, другой – пересекал левый приток Амура – Ингоду – и уходил прямиком на Китай. Туда-то наш состав и свернул.
Леса засим закончились. Им на смену пришли степные равнины с их узкоглазыми кочевниками.
На стыке тринадцатого и четырнадцатого дней (по харбинскому времени, которое опережает петербургское на 6 часов и 24 минуты) поезд остановился на многолюдной станции Маньчжурия. Отсюда начиналась совсем иная, Маньчжурская железная дорога, а посему путешественники повинны были сменить поезд.
Тут-то и начались неприятности…
7. Поднебесная
Впервые в жизни Горский оказался за границею, и впервые в жизни он видел так много китайцев. Ночь в своем апогее, а народу – точно в воскресный день на Крещатике. Кто-то что-то несет, кто-то кого-то обгоняет. Суета жуткая. Повсюду маячат длинные косы. Наверное, ни в одной стране мира мужчины не отращивают эдак волосы.
– Вот она – Желтороссия! – иронично воскликнул Унгебауэр, глядя на фраппированного Горского.
– Какая к черту Желтороссия? Тут Русью и не пахнет, – перефразировал классика киевлянин.
– Как будто нет? Разве? Все начальники станций русские, солдаты – русские, коммерсанты – и те поголовно наши русские! Подданные Государя Императора.
Сколько ни убеждал Демьян Константинович товарища, признавать Маньчжурию Желтороссией Антон Федорович наотрез отказался.
Поезд на Дальний по причине задержки Сибирского состава отложили на то же время следующего дня – без десяти час пополудни. Надо заметить, что последующие даты и часы будут представлены по времени местному,