их гладить. Алан подозрительно молчал.
– Че молчишь? Тебе так нравится?
Он хрипло выдохнул:
– Да! Мне кажется, что я чувствую твое тепло волосами, что от твоих рук и живота в меня переходит какое-то… какая-то живительная сила… энергия, что ли… Волосы – поразительный орган, такой незаметный, и такой важный… Или это только у меня так, а у обычных людей нет? Я иногда искал информацию по этому поводу – так вот тысячелетиями и мужчины и женщины берегли свои волосы, гордились ими… Мужчины тоже заплетали косы из волос, и даже из бороды… А сколько легенд связано с волосам и их силой… А ты знаешь – когда-то люди верили в это – и муж расчесывал волосы своей жене, набираясь от нее психической и космической силы… И когда захватчики приходили на землю – они первым делом резали женщинам косы…
– Нет, не знала… Алан – но ты же не побреешь меня, а, не побреешь? У меня же волосы только-только отрасли!
– Нет, милая – не побрею. Кто бы там что ни говорил… У нас пока есть время, а потом – посмотрим…
– Ну хорошо… И вот с такими познаниями о женщинах ты так к ним относишься?
– Нет, … милая – я всего этого раньше не знал – как-то и нужды не было об этом задумываться… Но в последние двое суток я этим интересуюсь.
Я продолжала гладить его волосы, чувствуя к этому парнишке необъяснимую близость. И я решила сказать ему об этом:
– Ты знаешь, Алан – у меня такое ощущение, что я знаю тебя тысячу лет… И я так тебя понимаю и сочувствую тебе… Какая-то родственная душа прямо…
Разомлевший Алан поймал мою гладящую руку и поцеловал ее.
Так мы и заснули.
Среди ночи Алан резко вскочил и собрался куда-то бежать. Я даже испугалась и тоже села:
– Что такое? Что-то случилось?
– Оставайся… Пока оставайся здесь.
Я услышала даже сквозь стену какое-то жалобное поскуливание из манипуляционной. Взглянув на монитор – я увидела извивающуюся от боли девушку.
– Алан – я могу чем-то помочь?
– Н-н-нет. Сиди здесь.
Я осталась сидеть. Сон как рукой сняло. В мониторе я увидела, как Алан включил свет и подбежал к девушке. Еще раз я услышала, как она плачет – даже не плачет, не кричит – а скулит, как собака, от боли. Алан долго возился с ней, но потом она как-то резко обмякла. Он подозрительно покрутил головой, с отчаянием посмотрел прямо в объектив камеры и выключил ее. Я с трудом взяла себя в руки и долго сидела в мертвой тишине, и только иногда доносился металлический лязг каких-то инструментов.
Но вот среди этих звуков появился еще один – сначала медленно и неуверенно, а потом все громче раздался плач ребенка. Родила! Ну наконец-то! Мне все не терпелось выйти к ним, но я колебалась – не рассержу ли я Алана и не помешаю ли я ему?
Я встала и принялась мерять шагами комнату. И в этот момент в коморку зашел Алан. Он держал на руках сморщенного синенького ребенка, но был мрачнее грозовой тучи и не поднимал глаз. Я подошла к нему с улыбкой:
– Ну что – родила, да? Все хорошо? Поздравляю! А куда