жестким и безнадежно сырым.
Я вышел наружу и снова огляделся. Почва под ногами подозрительно хлюпала и чавкала: похоже, меня занесло в болото. Вокруг был лес, не слишком густой, но вполне мрачный. Высокие деревья с длинными гладкими стволами и редкими кронами были похожи на злых баскетболистов. Кажется, они внимательно присматривались ко мне, и я не был уверен, что мое обаяние на них действует.
Я все взвесил и вернулся в пещеру. Какая-никакая, а все-таки крыша над головой. Укутался в подарок Урга – одеяло оказалось даже более тонким, чем я думал, но все-таки лучше, чем ничего – и закрыл глаза. Удивительное дело: я сразу же согрелся. А через несколько минут уснул так безмятежно, словно лежал в своей постели, а не в глубине неприветливого леса, в каком-то дурацком чужом Мире, будь он неладен.
Сначала мне снилась всякая невнятная чушь, но перед самым пробуждением я услышал голос, негромкий, бархатистый и завораживающий:
«Первый ветер дует из стороны Клесс, – нараспев говорил голос, – и он напорист, словно выпущен из грудей пышного улла; он дует шесть дней. Другой ветер – это Овётганна и как бы Хугайда, и далеко его родина, незыблемая и неведомая. Он дует две луны, затихая лишь на время. Третий ветер приходит редко, из тех мест, где его вызывают к жизни бушующие Хэба[20], среди дюн, скал и озер».
Мне померещилось, что я вижу обладателя этого дивного голоса – он оказался облачком золотистого тумана, сияющим и подвижным. Я протянул руки, чтобы окунуть их в это облачко – почему-то мне показалось, что прикосновение к нему подарит мне наслаждение, о котором я и мечтать не смел, – и проснулся. В пещере было довольно светло, но никаких золотистых облаков тут, к сожалению, не обнаружилось.
«Овётганна и как бы Хугайда», – снова услышал я и поразился тому, как изменился дивный голос из моего сновидения: теперь он стал хриплым и очень тихим. А потом я понял, что сам произнес эти чарующие слова, смысл которых был мне совершено непонятен.
«Овётганна», – теперь уже осознанно повторил я, испытывая острое физическое удовольствие от соприкосновения губ с этим словом, словно оно было сочной виноградиной, перекатывающейся в пересохшем рту. – И что это за хрень такая – «Овётганна»?
– У меня хорошие новости. Тебя теперь зовут Ронхул. Это имя – подарок Ургов. Они не успели сообщить его тебе и попросили меня передать.
Я вздрогнул: на сей раз голос определенно принадлежал не мне. Оглянувшись, я увидел своего старого знакомого – обшарпанного попугая, который навестил меня в склепе.
– Рад тебя видеть, Бурухи, – улыбнулся я. – А с чего это Урги решили, что мне требуется новое имя?
– Потому что твое старое имя здесь не годится, – лаконично объяснила птица. – Да и потом ты же сам говорил, что не хочешь, чтобы его кто-то узнал. А какое-то имя тебе все равно понадобится. У каждого