от пушкинского, но так же, как и Пушкин, они стремились показать, что не всё на историческом пути России было плохо, хотя подходили к этому выводу с иной стороны. Для опровержения необходимости подражательности и обоснования возможности самостоятельного развития представители «московской партии» стремились к более многостороннему изучению прошлого, к более объективной его оценке.
В старом есть то, замечает Хомяков, чего нет в новом; неплохо бы поглубже узнать это старое. Русская история становится предметом пристального изучения Хомякова, Ивана Киреевского, Аксакова, Самарина. Пётр Киреевский собранием народных песен по-своему опровергал мысль Чаадаева о русском прошлом, показывая «грациозные образы в памяти народа» и «мощные поучения в его преданиях», находя в фольклоре «почтенные памятники», воссоздающие героизм величие национальных исторических событий. Параллельно поискам отличительных и своеобразных черт в прошедшем и современном развитии России «московская партия» разрабатывала свою отрицательную оценку европейской цивилизации по различным аспектам: религиозным, нравственным, экономическим, правовым, юридическим.
Карикатурно, по мнению Ивана Киреевского, выглядят европейские начала, взятые отдельно от прежней жизни и положенные в основание нового народа. Казалось, восклицал он, какая блистательная судьба предстоит Соединённым Штатам. Однако «развились одни внешние формы общества и лишённые внутреннего источника жизни, под наружною механикой задавили человека. Явное презрение всякого мышления, не ведущего к материальным выгодам, мелочные личности без общих основ, пухлые фразы с самым узким смыслом, осквернение святых слов: человеколюбия, отчества, общественного блага, народности, до того, что употребление их сделалось даже не ханжество, но простой общепринятый штемпель корыстных расчётов; наружное уважение к внешней стороне законов, при самом наглом их нарушении; дух сообщества из личных выгод, при некраснеющей неверности соединившихся лиц, при явном неуважении всех нравственных начал».
Славянофилы не раз подчеркивали недопустимость механического переноса чужих форм, структур, ставших результатом иного, отличного от русского, исторического развития на нашу почву. Это не только не даст результатов, полагали они, но может привести к новым непредвиденным бедам. «Полное усвоение западной образованности невозможно, – писал Киреевский, – но если это исполнится, то единственный результат его заключается не в просвещении, а в уничтожении самого народа. Ибо что такое народ, если не совокупность убеждений, более-менее развитое в его нравах, в его обычаях, в его языке, его понятиях, в его религиозных, общественных и личных отношениях, – во всей полноте его жизни».
Яростные споры в литературных салонах закончились полным разрывом между бывшими друзьями. Первым, по воспоминаниям Анненкова, «почувствовавшим несообразность положения людей, изловчающихся