Моро, бесцельно болтаясь по участку, словно старая слепая лошадь всю жизнь вращавшая колодезный ворот.
Чистенькая, опрятная, лет шестидесяти на вид. Небольшого роста. Седые подкрашенные синим кудряшки, – девочка с голубыми волосами, да и только! – следы косметики на сморщенных губах и веках. Взгляд за стеклами очков ясный, глаза навыкате, или это очки с большой диоптрией? Бухгалтер?…Библиотекарь?… На пенсии, конечно…
Сейчас пустой коридор напоминает железнодорожный тоннель, ковровая дорожка с зелеными полосами-рельсами уходит в сумрак, слежавшийся плотными слоями. Старшинов повернул голову. Кто же ей вешалку прибивал? Висит криво. Темный плащ, вязаный жакет – крупные петли вытянуты словно карманы набиты камнями, – старомодные туфли на невысокой сплошной подошве, кожа на носах потёрта… Все. Гардероб не богатый. Темно-зеленые, с виноградными лозами обои за вешалкой выскоблены до бумажной основы. Наверное, от прежних владельцев остались…
– Год назад она переехала, – услышал Старшинов приглушенный голос женщины из-за приоткрытой двери, – В областном центре жила…
– Чего? В области?! – не поверил Аниканыч, – Чего ее сюда потащило? В нашу дыру-то?…
Не патриот ты, Аниканыч, ох и не патриот…
Старшинов немного помедлил, как будто решал разуваться ему или нет, но все же ступил, как был, в обуви, на красную дорожку с куска линолеума под порогом. Ну где вы мадам Моро? Вероятнее всего в спальне. Что с вами случилось? Сердечко? Приехать в Н-ск и умереть… Не самое подходящее место. Не Париж, прямо скажем.
Первая по коридору дверь – двустворчатая, с рифлеными стеклами, тусклый свет раздроблен в мутных беспорядочных наслоениях. Участковый взялся за бронзовую ручку, холодную, испачканную краской. Начинать тоскливую процедуру не хотелось.
Ну, умер пожилой одинокий человек в своей квартире. Не она первая, а сам Старшинов не станет последним, когда придет его время… Он вдруг представил это совершенно отчетливо: вот, на полу лежит он собственной персоной, посиневший и раздувшийся, а по лицу ползают мухи, ленивые, но довольные, потому что уже отложили личинок в его мертвые глаза…
Черт! Да что с ним такое?! Осмотреть все быстренько и на выход. Старшинов открыл дверь, стекло задребезжало, плохо прижатое штапиком. Так. Голый пол, диван, сервант, два кресла на высоких ножках, этажерка в углу, старинного вида торшер, полки с посудой и безделушками, тяжелые портьеры… Нет гражданки Моро.
В спальне вместо двери – проём, ненужные петли едва угадываются под слоями краски на косяках, два окрашенных гвоздя торчат сбоку на уровне головы Старшинова… Глаз, как нищий высматривал мелочь за мелочью. Зачем? Кровать застелена и пуста, на тумбочке стакан с водой, рядом зелено-белая коробка таблеток. Пупырчатый «стандарт» торчит наружу, словно коробка показывала Старшинову язык. За шкафом притаился стул, на спинке какая-то одежда…
В кухне