рты. Если скажу, что для дерьма – вы будете его жрать. Всем ясно? Не понял?
Мы кивнули, и я бросила быстрый взгляд на грузовик с кузовом-клеткой. Значит, карантин отсюда весьма далеко, и нас туда повезут. Хорошо это или плохо – одному дьяволу известно. Нам сняли скотч со рта.
– Ты! Да, ты, сука белобрысая, забыла, как кивать?
Хен сделал к ней шаг…
– Слышишь меня, или ты глухая?
Лиса упрямо молчала, а я стиснула челюсти. Вот же дура. Зачем нарывается?
Хен схватил ее за волосы и дернул к себе.
– Бабы здесь вообще никто. Без права слова и без права действия. Вы здесь для того, чтобы удовлетворять наши прихоти. Поняла? Кивай, тварь.
– Да пошел ты! Я не баба – я солдат! Игрок!
Я вздрогнула, когда она его послала. Что ж ты творишь, идиотка? Ты что, не уяснила ничего? Я поняла еще после смерти наркомана. Им плевать, если мы сдохнем. Мы все смертники.
– Парни, покажите этой шлюхе, зачем она здесь и каково ее предназначение. По-быстрому. У вас десять минут. Выполнять! Включить трансляцию. Пусть все видят, что бывает за пререкания со мной!
Когда они подошли к Лисе, она боднула одного из них в живот головой. Яростно сопротивлялась, но ее все же поставили на четвереньки, содрали штаны до колен.
Капитан Фрай бросил взгляд на меня, остановился напротив, осматривая с ног до головы. Солдаты не стеснялись. Они насиловали и били Лису прямо при нас.
– Открой рот, тварь. Ах ты ж сука.
Послышался звук удара и хруст.
– Некоторым надо сразу выбивать зубы.
– Раздвинь ноги, соска. А она узкая. Не раздолбанная. Люблю новеньких. Они такие вкусные.
– М-м-мм, – вторил ему второй. – Солдат, блядь. Солдатская подстилка – вот ты кто. Рот пошире, сука. Хочешь быть игроком? Поиграем. В карму и в рейтинг плюс один за хороший отсос.
Остальные расхохотались. Я видела боковым зрением, как двигаются белые ягодицы одного из насильников. Скоты. Могли бы и не при всех. Твари конченые.
Она не кричала и даже не стонала. Не издала ни звука.
«Только не сломайся сейчас. Еще не время. Ты мне еще нужна».
Когда все закончилось, на нее натянули штаны, перебрасываясь грязными комментариями, шлепая по щекам, хватая за грудь и дергая за волосы. Затем толкнули обратно в шеренгу. Я продолжала смотреть Хену в глаза. Главный, значит. Любит подчинение, унижение и не брезгует ничем. Когда-нибудь это будет стоить ему головы. Свои же и загрызут.
Он так же пристально смотрел на меня, и я с дрожью омерзения поняла, что он одноглазый. Уродливый шрам как раз проходил по правому глазу. Зрачок на нем не двигался, тогда как левый слегка расширился в каком-то лихорадочном возбуждении. Похоть. Её видно за версту. Она просачивается в каждую пору, вызывая во мне мурашки брезгливости.
Он повернулся к одному из парней.
– Эту не трогать и пальцем до моего распоряжения. Всех в машину.
Я выдохнула и посмотрела на Лису – на лице застыло выражение яростной ненависти. Глаз слегка