лицо в ладони.
– Ты обещаешь мне это? – застенчиво и робко спросила она, но за робостью и застенчивостью проступал страх. – Потому что мне еще нужно получить от тебя сотни поцелуев.
Я рассмеялся. Сковывавшее меня напряжение вдруг схлынуло, ему на смену пришло ощущение легкости.
– Обещаю. И поцелуев ты получишь не тысячу, а больше. Две тысячи, три или четыре.
Ее счастливая улыбка развеяла мою тревогу, и поцелуй получился неторопливый и нежный.
– Поцелуй триста пятьдесят четвертый. От моего Руне, в вишневой роще… и мое сердце едва не разорвалось, – объявила Поппи, отстранившись и открыв наконец глаза. А потом добавила: – Все мои поцелуи – от тебя. Никто, кроме тебя, не получит эти губы.
Еще раз коснувшись ее губ, я повторил вслед за ней:
– Все мои поцелуи – от тебя. Никто, кроме тебя, не получит эти губы.
Я взял ее за руку, и мы пошли по домам. В моем во всех окнах еще горел свет. У двери Личфилдов я наклонился и поцеловал ее в кончик носа, а потом прошептал на ухо:
– Приду через час.
– Хорошо, – прошептала Поппи и, шагнув ближе, положила ладонь мне на грудь. Я вздрогнул. Лицо у нее было такое серьезное, что мне вдруг стало не по себе. Она посмотрела на мою руку и медленно прошлась пальцами по моей груди и животу.
Что происходит?
– Поппимин? – неуверенно спросил я.
Не говоря ни слова, Поппи убрала руку, повернулась и шагнула к двери. Я ждал, что она обернется и объяснит, но она просто прошла в открытую дверь, оставив меня на подъездной дорожке – думать и гадать, что бы это все значило?
В кухне Личфилдов загорелся свет, и я побрел домой. Первым, что бросилось в глаза, была гора ящиков и коробок в коридоре. Должно быть, их упаковали заранее и хранили где-то скрытно, чтобы они не попали мне на глаза.
Проходя мимо, я увидел в гостиной родителей. Отец окликнул меня, но я не остановился и сразу направился в свою комнату. Он вошел следом.
Я подошел к тумбочке и начал собирать вещи, которые хотел забрать с собой, и в первую очередь рамку с нашей с Поппи фотографией, которую сделал прошлым вечером. Я посмотрел на нее, и сердце сжали тиски. Не знаю, возможно ли такое, но я уже скучал по ней. Скучал по нашему дому.
Скучал по моей девушке.
Чувствуя за спиной молчаливое присутствие отца, я негромко сказал:
– Ненавижу тебя за то, что ты со мной делаешь.
Позади меня кто-то тихонько охнул. Я обернулся – рядом с отцом стояла мать. Оба выглядели потрясенными до глубины души. Ничего подобного никогда прежде они от меня не слышали. Мне всегда нравились мои папа и мама, и я не понимал тех ребят, которые терпеть не могли своих родителей.
Не понимал до сегодняшнего дня.
Теперь я их ненавидел.
Такой ненависти я еще никогда и ни к кому не испытывал.
– Руне… – начала мама, но я перебил ее.
– Никогда не прощу вас, вас обоих, за то, что вы делаете сейчас со мной. Я так вас ненавижу, что даже быть с вами не могу.
Неожиданно