в платный туалет, отдал деньги мордатому холую, сидевшему под вывеской «Участники ВОВ – бесплатно!». Вошел в подземный зал, заперся в самой дальней кабинке. Ненавидя себя, вытащил из-за пазуху теплую флягу. Медленно отвернул крышку. Еще медленнее поднес горлышко к губам.
Теплый коньячный дух ласково щекотал ноздри, обещая мгновенное утешение. Можно было коснуться фляги губами. И зажмуриться, и поглощать огненную жидкость. Вбирать ее в себя, ощущая, как жгучими струйками течет она по горлу и проливается в самую душу, мгновенно изменяя окружающий мир…
Нет. Безымянников задержал руку на весу. Нельзя. Раз ничего иного достать не удалось, значит этот запас нужно беречь на потом. Он спрятал коньяк обратно, вышел из туалета и отправился на метро.
Цель была уже близка. Автобус катил по широкому, ведущему к городской окраине проспекту. И где-то уже недалеко, как выяснилось, лежала нужная ему улица. Безымянников ехал на задней площадке, тупо глядя по сторонам. И вздрогнул, увидев большой универсам.
Словно искушая его, автобус остановился. Безымянников успел подумать, что опять делает не то. Ведь до сестры еще нужно проехать, а потом искать ее дом среди слякоти, между грязных, похожих одна на другую девятиэтажек. И вообще…
Проклиная себя, он выпрыгнул из автобуса и поспешил к магазину.
Винный отдел был выдворен из общих залов на черное крыльцо, за серую облупленную стену, окаймляющую хозяйственный двор. Вдоль стены тянулась очередь. Пристроившись в хвост, Безымянников узнал, что водка есть. У него полегчало на сердце. И он уже стал прикидывать, сколько следует купить.
Очередь двигалась воробьиным шагом; к дверям то и дело протискивались какие-то субъекты и ныряли в отдел, несмотря на возмущенную брань первых рядов. И чем дольше топтался Безымянников, тем быстрее меркла в нем дешевая радость.
Он угрюмо смотрел вокруг себя. Разглядывал грязную, с обвалившимися пластами штукатурки, закопченную и загаженную кирпичную стену. Под ногами чавкала все та же, шоколадного цвета грязь, остро воняющая мочой и блевотиной. В ней блестели бутылочные стекла, матово сияли водочные крышки. Вдоль грязной стены переминались грязные люди. В смрадной изорванной одежде, небритые и покрытые синяками, распространяющие вокруг себя тошнотворный запах немытых тел. И на всех лицах – если только можно было поименовать лицами эти испитые морды – лежала одинаковая печать единственного оставшегося интереса.
А ведь и я могу допиться до такого состояния, – с внезапным ужасом осознал Безымянников. – Если буду продолжать в прежнем темпе…
Он отчаянно покачал головой.
С этим надо кончать! Пусть жизнь спущена под откос – ради жены и сына. ради того, чтобы действительно не сгинул во тьме Безымянниковский род – надо кончать! Так, может, стоило сделать это прямо сейчас? Выйти из очереди и ехать к сестре?
Нет. На такой подвиг у него не было сил.
Сегодня напьюсь, – твердо решил Безымянников. – В последний раз. А потом придется