мечтавшей вернуться в Париж[137]. «Я стал настоящим деревенским жителем, – писал он ей 30 сентября 1854 г. – На мне огромные башмаки, одежда из холстины, соломенная шляпа. Я думаю теперь лишь о том, что меня окружает – о яйцах, о баранах… Живу я среди лесов и занимаюсь строительством фермы: составил план замка, с террасами, садами и т. д. Я не думаю больше о политике, газеты читаю с безразличием и скукой. Не забываю я только о Вас, моя дорогая княгиня. Два Ваших письма, которые я здесь получил, доставили мне несравненное удовольствие. Ибо ничто так не согревает мое сердце, как желание быть Вам хоть чем-то полезным. Надеюсь, что по моем возвращении [в Париж] я сделаю для Вас что-то большее»[138].
Видимо, Мории уже знал о намерении императора вернуть его к активному участию в государственных делах. Действительно, 12 ноября 1854 г. граф де Мории, которого Наполеон III, то ли в шутку, то ли всерьез, называл неисправимым орлеанистом, был назначен председателем Законодательного корпуса, т. е. нижней палаты парламента Второй империи.
С этого момента Мории вновь становится непременным участником принятия важнейших государственных решений. Наполеон консультируется с ним по всем вопросам внутренней и внешней политики, хотя и не всегда разделяет его точку зрения. Как уже говорилось, в марте 1854 г. император не внял доводам Морни, предостерегавшего императора от войны с Россией ради защиты интересов Оттоманской Порты. После взятия Севастополя в сентябре 1855 г. Наполеон III стал склоняться к прекращению Восточной, как ее называли во Франции, войны в Крыму, оказавшейся слишком затратной по части человеческих и финансовых потерь. Именно Морни с его непонятным для тюильрийско-го двора русофильством, Наполеон поручит поиски путей примирения с Россией, где с февраля 1855 г. царствовал молодой император Александр II.
Кстати, о русофильстве Морни. В какой степени о нем можно (и можно ли) говорить всерьез?
Трудно дать однозначный ответ на этот вопрос. Скорее всего, истоки проросийских настроений у сводного брата императора французов следует искать в неприятии им курса на безоговорочное следование в фарватере британской внешней политики, характерное для Франции со времен Июльской монархии. Будучи тогда сторонником Франсуа Гизо (недаром Наполеон III, как бы в шутку, называл своего брата орлеанистом), Морни тем не менее, не одобрял проводимой министром иностранных дел Луи-Филиппа линии на достижение «сердечного согласия» с Великобританией. Морни полагал, что такое «согласие» в большей степени выгодно Лондону, нежели Парижу, чьи интересы нередко приносятся в жертву британским.
Вторая империя в значительной степени унаследовала традицию тесного взаимодействия с сент-джеймским кабинетом, что наиболее ярко проявилось в период обострения Восточного кризиса в 1853 г. Активными приверженцами этого курса в ближайшем окружении Наполеона III были императрица Евгения, министр иностранных дел Э. Друэн де Люис и министр внутренних дел В. де Персиньи. Именно они подталкивали императора французов