ничего и не происходило внутри и вокруг, избавляя Володю от необходимости открывать рот. Уборщица вышла. Славка улыбнулся и, глядя прямо перед собой, спросил:
– Ну, какие будут предложения, брателла?
Володя усомнился в рациональности своего предложения сразу, едва его озвучил:
– Может, по второй и в Ла Рокку?!
Вместо ответа Славка попробовал засмеяться, но из его приоткрытого рта донеслось лишь нечто, отдалённо напоминавшее смех, а, скорее, походившее на гудение высоковольтных проводов перед приходом электропоезда:
– Аааа-хаааа!
– Давай закинемся перед входом! – поправился Володя.
– Лаадыыы, тааарчооок, пааагнааалиии! – проскрипел Славка, запрокинув голову назад и уставившись в потолок тёмными линзами очков.
– Да они тока часов в одиннадцать открываются, не гони! – осадил брата Володя, и, выдержав небольшую паузу, предложил, – давай по «Старушке» пройдёмся, может, кого из знакомых встретим?
«Ла Роккой» именовался ночной клуб в центре города, а «Старушкой» – «Старая Рига». Володя не ходил в ночные клубы, поскольку не любил и не умел танцевать, до сего дня!
До «Старого Города» было рукой подать – каких-нибудь 15—20 минут езды на трамвае, автобусе или троллейбусе. но что такое эти 15—20 минут для Вечности, открывавшейся им в интерьерах межгалактических звездолётов, по блату и спецзаказу созданных для них Богами?! Ничто, пустой звук! Они благополучно долетели до места назначения на трамвае, в свете прожекторов, под объективами кино- и телекамер, неотрывно следивших за их экстатическим полётом в разноцветно-белой невесомости, и приземлились прямо на площади «Красных латышских стрелков».
Стоял прекрасный июньский вечер. Мирно зеленели аллеи лип и тополей, отовсюду доносилось весёлое щебетание птиц, вокруг порхали разноцветные бабочки. Такие вечера всегда казались Володе фантастически нереальными в этой зябкой юдоли печали, наполненной непрерывной борьбой за выживание и тепло, а сегодня – в особенности! На всём лежал отпечаток Высокого Неба, и на людях – тоже! Окружающие были просты и понятны во всех их движениях, и Володя любил их за эту простоту – девчонок, за смех, звучавший в его ушах серебристыми колокольчиками, группу пацанов, гомерически смеющихся над чем-то, на остановке, ментов, проехавших мимо в трафарированной машине, охраняющих этот надмирный покой, сгорбленную старушку, печально ползущую куда-то, да всех людей на земле! О, как ему хотелось сейчас, чтобы его допросили менты! Он бы покаялся им во всех грехах, совершённых с детства, излил бы всю душу, зная, что они обязательно простят его, прикоснувшись к той неземной белой любви и сладости, накатывавших на него огромными океанскими валами! Но менты проехали мимо и исчезли, словно разбуженные летним жаром насекомые, время от времени возникавшие в поле его зрения и уносившиеся вдаль! Володя засмеялся от избытка чувств, и Славка, повернув к нему