в соседнюю комнату и застыл на пороге.
Багратион Кехиани висел над столом, почти касаясь чернильницы носками туфель. Словно сидел человек, работал и вдруг воспарил. Будничность увиденного поразила Пушкина. Он залез на стол, чтобы снять покойника и заодно осмотрел петлю. Верёвка крепилась к балке под потолком – необычный узел, что-то похожее на лассо. Свободный конец висит почти до самой петли: завязывал наспех, не рассчитал длину верёвки? На шее черные пятна, – Чечен дергался в петле. Любой бы дергался. Зачем же ты повесился, Иуда, не совесть же тебя замучила? Пушкин с трудом приподнял тело, пытаясь снять его, не сумел и слез. Встав на четвереньки, оглядел ножки стола. Стол, судя по царапине на полу, сдвигали на полпяди, не более.
Что-то смущало, и Пушкин никак не мог понять, что.
– Лезу на стол
– Привязываю верёвку к балке
– Завязываю петлю и вешаюсь.
Узел!
Завязать можно было и обычным узлом, продеть верёвку в щель между балкой и потолком и затянуть. Но узел завязан не на балке, а вокруг свободного конца верёвки. Потом за верёвку потянули, и место затяга передвинулось вверх, захватив балку арканом. Такие сложности нужны были только в одном случае: петлю вязал тот, кто не дотягивался до балки. Багратион со своим ростом легко бы достал туда, и верёвка была бы подвешена иначе, гораздо проще.
Выходило так:
– Душим Кехиани
– Залезаем на стол, перекидываем верёвку через балку
– Завязываем скользящий узел, закрепляем верёвку
– Втаскиваем Багратиона на стол (мертвец тяжёлый, случайно подвинули стол, пока тащили) и вдеваем его в петлю
5) Profit.
Пушкин едва удержался, чтобы не взять со стола покойника перо и не начать его грызть. Ах да, вспомнил он, бутылка. Полуштоф вручили в кабаке Багратиону, он собирался из него выпить, но помешал крик с улицы.
– Quel idiot je suis!11 – вслух сказал Александр и ударил себя по щеке. – Пустая моя голова!
Мог вспомнить сразу, мог сообразить, что яд предназначался Чечену, а не ему. Мог бы и заметить, кто передал Чечену полуштоф. Кто-то знакомый, даже, наверное, друг, раз Кехиани без колебаний взял отраву. И если бы Пушкин подумал об этом сразу… Нет, всё равно не успел бы. Тело висит уже больше суток, Багратион погиб, пока Пушкин валялся полумёртвый в доме Якова Каца. Кто мог убить Багратиона (со второй попытки) и Благовещенского? Логично предположить, что переодетый юродивым убийца был человеком незначительным, может быть, не шпионом вовсе, а обычным наёмным. А вот кто раскрыл и спокойно, расчётливо убрал сразу двоих агентов Коллегии в Екатеринославе? Кроме Зюдена, некому.
И получалось, что Пушкин сейчас – единственный, о ком Зюден не знал, даже другие агенты Коллегии не знали. Благовещенский вряд ли знал – он шёл на встречу с Багратионом, где и должен был быть посвящён в курс новой операции. Знал только Чечен, и он мёртв. Значит, Пушкин для Зюдена по-прежнему не существует. Значит, на Пушкина