приказал не ждать… Все же рычаги есть…
Нет, с юности учили, что все по приказу. Но вот кто их отдает?
Гусев погасил едва начавшую куриться сигарету – все-таки почти некурящий – и забормотал себе под нос:
– Так… Матюхин… Матюхин… В ЦК работал.
Нажал на кнопку. Вошла секретарша.
– Наташа, у нас хотя бы фотографии Матюхина – Северского второго, впрочем, теперь уже первого секретаря где-нибудь не будет?
– На него ничего нет. Это же номенклатура ЦК.
– Да, знаю… – все это с каждым днем раздражало Гусева все больше. – Хоть фотография-то найдется где-нибудь?
– Фотография, может быть, есть. Сейчас посмотрю, Сергей Андреевич.
Наташа вышла. Гусев перелистал бумаги, что-то убрал в сейф.
Снова вошла Наташа:
– Вот, Сергей Андреевич, это Матюхин. Я могу идти?
– Да, можешь идти домой. Я тут еще посижу. Похоже, скоро у тебя будет новый начальник.
– Это что же, Сергей Андреевич?
– Да ты не волнуйся. Просто длительная командировка. Пока все в порядке. Пока… – задумался Гусев.
Когда Наташа ушла, он включил телевизор. Домой идти не хотелось.
Нельзя сказать, что все это смотреть было неинтересно. Радовали передачи, в которых по-новому представала русская культура, литература, в особенности, первой и второй волны эмиграции. Конечно, Гусев многое из всего этого читал и никогда не понимал, зачем все это было запрещать. С юности знал и любил Гумилева, Цветаеву, Набокова и особенно труды по русской истории – от Платонова до Вернадского. Интересно было читать и новые публикации – того же Льва Гумилева. Раздражали только сбежавшие советские журналисты, во мгновение ока становившими антисоветскими и вот теперь с триумфом «возвращавшиеся на родину». Александра Ноева хорошо помнил по журналу «Молодой коммунист», помнил и то, что на него заводили уголовное дело за разглашение каких-то секретных сведений, но он быстро сообразил, что к чему, издал книгу в Америке и с триумфом уехал: делом его занимался параллельный отдел, но дело прикрыли, и троих человек даже уволили. И вот теперь он на экране – рассуждает о том, что в России всегда было только рабство и крепостничество, а большевики продолжали политику царей. «Если бы…» – подумал Гусев. Ноев вещал по телевизору уже третий вечер подряд. После него пустили хронику. Опять одни и те же лица – Афанасьев, Собчак, Попов. Все – про тысячелетнее рабство… А сменяют их коммунисты, причем показывают их так, словно камера нарочита искажает лица – косые, кривые, лупоглазые… И все у них одно и то же: «Не дадим поругать заветы Ленина…» Бабки какие-то перекошенные да раскоряченные, словно их специально подбирают. Вот и получается, что так не то, и там не то… Плохо только, что свои, с которыми вместе работал уже лет десять, вроде бы понимают, что происходит, а вроде бы и нет. Многие сочувствуют коммунистам, словно не видят, что время их уходит: марксизм не работал раньше, не работает и теперь. Только у Игоря Сазонова, кажется, в голове какой-то