гал. Плохо, очень плохо начинался 1950 год.
Совсем недавно ему жали руку, сыпались поздравления и вот ЧП, нет, хуже, – катастрофа!
«Если не справлюсь мне конец! В лучшем случае десять лет за подрывную деятельность, а если справлюсь?.. Действовать быстро!..» – начальник, особого лагеря «Горный», соображал на ходу.
Рядом, пригнувшись, будто голодный шакал, семенил худенький лейтенант. В шапке-ушанке, шинели и валенках, забегал вперёд, майор, не глядя, проходил мимо, летёха вновь обгонял, под ногами хрустел снег, изо рта густо валил пар.
– Я не виноват, как сообщили тут же к вам. Дед виноват, он мне сразу не понравился. Но я и подумать не мог!.. Это ж надо придумать!.. Отказаться от работы!!
– Сколько простой?
– Уже час, второй пойдёт.
Губы майора сжались, ноздри раздулись, глаза щурились от летящих снежинок, встречный ветер мешал идти.
Впереди тускло мерцало пятно прожектора, в серой мгле угадывалась колючая проволока, из крутящейся снежной пыли выплыли ворота.
Лейтенант, косолапо переваливаясь, побежал к свету, майор зло глядел вслед.
«Подсидеть вздумал?..»
– Что стали?! Начальник идёт, открыть, живо! – зазвенел властный голос лейтенанта.
Два вохровца поспешно закинули автоматы, скрипя железными створками, лагерная пасть распахнулась.
Лаготделение «на ушах», кто не ушёл на общие работы в курсе – пятый барак отказался работать. Как начальство выкрутится? Не всё коту масленица, вохровцы смотрели злорадно.
«Быстрее! Быстрее! Каждая минута задержки грозит суровой карой. Может бегом? Нет, пусть лейтенант бегает».
У барака пять человек: двое вскинули автоматы, дула нацелены на вход, трое удерживают собак. Крупные овчарки рвутся, с клыков брызгает слюна, от лая закладывает уши. При появлении начальника, оцепление расступилось.
– Я распорядился окружить барак, – торопливо оправдывался лейтенант, – чтобы зараза не разошлась. Ведь немыслимо, подрыв советской власти, просто какой-то… мятеж!!
Майор, прозванный «Ухватом», потому что Ухватов Сергей Кириллович и, потому что скор на расправу, задержался у входа.
Негнущиеся ноющие от холода пальцы расстёгивали шинель, металлические пуговицы не слушались.
Края шинели разошлись, морозный воздух до краёв наполнил лёгкие, майор решительно дёрнул барачную дверь и вошёл.
Испуганный уличным ветром спёртый воздух колыхнулся, запах немытых тел ударил в нос, разглядывая среди барачного мрака узников, майор прищурился.
Зэки заняли дальний конец длинного, как туннель, барака, будто перезревшие сливы, тёмные тела рассыпаны в тупике. Люди занимают нары, сидят на полу, подпирают стены.
Перед слушателями, переступая с ноги на ногу и поминутно вскидывая руки, вещал старик.
– …Братия, – завывал дед, – близко время нашего освобождения! Господь! Господь говорит мне, что умрёт вампир, и расточатся врата, падут решётки! Новый царь взойдёт на престол Российский, дарует свободу узникам, накажет мучителей!..
Счастьем блестят глаза, удивлённо приоткрыты рты, руки до белых костяшек стиснули шапки, заключенные слушают. Вероятно, им нет дела, что в барак, закружив рой снежинок, ворвался ледяной ветер. Видимо, забыт мрачный Ухват с автоматчиками, наверняка им кажется, только протяни руку и возьми, вот она – свобода!
Майор сделал несколько шагов, его рука легла на кобуру.
– Не дайте же, братия, замучить вас непосильной работой! Близок день нашего освобождения, близко торжество справедливости! Я вижу…
– Брешешь, ничего ты не видишь, – не выдержал майор.
Направленный к небу указательный палец старика застыл.
Испуганные взоры слушателей метнулись на майора, глаза заключенных, теряя счастливый блеск, потемнели, автоматчики напряглись.
Суровый свист январского ветра, злобный лай псов, смертоносные автоматные дула, вероятно, зэки возвращались к реальности.
Смутьян повернулся лицом. Глубоко пожилой человек ширококостный, но высохший старик смотрит дерзко. В фигуре, движениях, взгляде, нечто библейское и совсем нет страха.
– Вижу! – взвизгнул старик. – Вижу так же ясно, как твою дочь Любашу, что плачет дома, ибо отец обещал с ней провести воскресенье, но ушёл. Плачет и не простит! Расправы, над беззащитными, не простит!
Майора бросило в жар.
«Откуда?.. Кто посмел?! Найду, удавлю!.. Пусть, кто-то проболтался, но про обещание никто не знает?!..»
Майор нахмурился, кулаки сжались.
– Он, правда, что-то видит, – прошептал лейтенант. – На днях у Мирошкина коза потерялась, так он, – лейтенант покосился на старика, – сказал, где искать, и нашли! Чуть не околела, хорошо успели.
– Вяткин животом мучился, – прогремел один из автоматчиков, – думал желудок, чем только не лечился, а этот… лишь увидел, сказал камень в печени, и, правда, уже вырезали.
Барак