в ход свой острый, как бритва, язычок… Тогда жди неприятностей.
Он не успел придумать ничего путного. Зрелище, открывшееся его взгляду, заставило его остолбенеть. Поистине это была ночь неприятных открытий.
Над креслом, в котором развалилась Гелла, склонилась старая кормилица и, бормоча ласковые слова, чем-то поила «бедняжку». При этом старуха, кажется, вполне осознавала свою двусмысленную роль. Во всяком случае, когда Люгер спустился с лестницы, она согнулась в три погибели и попятилась от хозяина с виноватым видом, сразу сделавшись похожей на какую-то уродливую мокрую птицу.
Придя в себя от изумления, Стервятник вспомнил, что так и не удосужился заглянуть в кухню, расположенную на первом этаже. Впрочем, старуха могла прятаться где угодно. В доме было множество укромных местечек – Люгер и сам часто пользовался этим во время детских игр с Газеусом.
Он подошел к Ганглети и швырнул ей платье, после чего уселся в кресло напротив и остановил тяжелый взгляд на кормилице. От нее он менее всего ожидал предательства. Но чего не сделаешь под угрозой смерти…
В чаше, из которой пила Гелла, было подогретое вино, и вскоре Ганглети, так и не одевшись, погрузилась в забытье. Кормилица по-прежнему стояла у стены, безвольно опустив руки и боясь посмотреть хозяину в глаза. Весь ее облик выражал тупую покорность, граничившую с идиотизмом.
– Где Анна? – спросил наконец Люгер.
Анной звали его молодую служанку. Старуха молчала, и он понял, что это молчание может продолжаться очень долго.
– Ты что, оглохла?! – заорал он, но кормилица лишь закрылась от него рукой, щурясь, словно ослепленная ярким светом.
– Оставь в покое глупую женщину, – спокойно и твердо произнес кто-то позади Стервятника. – Она ни в чем не виновата.
Люгер вскочил, выставив перед собой меч.
На полутемной лестнице стоял человек в черном монашеском одеянии. Когда он откинул с головы капюшон, Слот увидел узкое лицо в обрамлении длинных седых волос. Черты этого лица были ему хорошо знакомы, потому что весьма напоминали его собственные.
Догадка поразила Люгера, как удар молнии, но прежде он услышал тихий вздох, с которым старая кормилица упала в обморок. В этот же момент пустая чаша выпала из руки спящей Ганглети и покатилась по каменному полу. Ее никто не поднял.
Стервятнику полагалось бы испытывать какие-то чувства при виде отца, исчезнувшего в день его появления на свет и отсутствовавшего более тридцати лет, но эта неожиданная и казавшаяся невероятной встреча вызвала в нем лишь глухое раздражение. Даже в родовом гнезде он не обрел покоя. Кто бы подумал, что несколько часов сна в первую же ночь после возвращения домой станут недоступным блаженством! Да и мог ли он позволить себе уснуть среди этого зловещего карнавала, когда полузабытое прошлое напялило старые маски и стремилось столкнуть его в бездонную пропасть проклятых чудес?..
Люгер все же попытался оценить происходящее. Во-первых,