дает указания мычащему и стонущему другу, он запихивает черные пальцы прямо в рану. Рядом валятся еще два обгорелых трупа, дергающихся в предсмертных конвульсиях.
– Готово! – в испачканных пылью, пеплом и темно-красной кровью пальцах виднеется совсем крошечный осколок. Я вынимаю из зажатых челюстей мокрую от слюней тряпку и прилаживаю ее к ране. Мычание Франца смешивается с его криком и кровавым бульканьем, он теряет сознание.
– Болевой шок, – констатирует факт Артур. – Нужно идти обратно.
Мы грузим обмякшее тело Франца на плечи, а Винсент идет рядом, зажимая рану тряпкой. В памяти снова возникает смерть Эрнеста, как же все это напоминает мне ту ночь!
Оглушительная канонада взрывов замолкает, и на смену ей приходят громкие, оголтелые от боли и шока крики, визжащие отовсюду. Шатаясь из стороны в стороны, мы переступаем обугленные тела и оторванные конечности, лежащие в лужах спекшейся крови.
Шаг за шагом, медленно и плавно, мы все же дотаскиваем тело Франца до медицинского фургона. Прямо возле машины на земле уже лежат раненые, корчащиеся от боли. Их подносят и подносят, укладывая тут же в длинный ряд, а трупы скидывают в одну большую кучу.
– Этого вот туда, – дает нам указания тощий медик в сером халате и указывает в самый конец ряда. – Ждите, медицинская помощь дается в порядке очереди.
– Он хоть выживет? – снова обретает дар речи Винсент, но врач уже ничего не слышит, он забирается обратно в фургон.
Нам ничего не остается делать, как положить тело Франца в указанную место и ждать. Проходит около часа, прежде чем очередь доходит до нас.
– Он выживет? – снова спрашивает Винсент, но уже у нового врача.
– Не знаю. Возможно. Я оказываю помощь, а не оживляю людей, – грубо отвечает врач, доставая иголку и нитку из открытой аптечки. – Рана одна?
– Вроде да, – отвечаю я.
– Тогда, возможно, и выживет, – он промывает крючковатую иглу в каком-то растворе и льет его на рану, отмывая ее от крови. – Подержите голову вот так, – дает указания он, и я держу голову. – Осколок был? Это вы его достали?
– Да, – слышится растерянный голос Артура.
Врач бегло, светя маленьким фонариком, осмотрел рану и говорит себе под нос:
– Вроде чисто. Ну что ж, можно теперь и шить.
Плавным, отточенным движением врач прокалывает ткани и соединяет куски кожи прочной ниткой. Движение за движением, тихо и быстро рана затягивается, а на ее месте появляется кривой, кровоточащий шрам.
– Вот. Когда очнется, дайте ему выпить это, – шепчет мне на ухо врач и достает из заднего кармана маленькую таблетку. – Это поможет восстановлению и снимет боль, только спрячьте быстро. Не хочу, чтоб кто-то увидел, как я раздаю медикаменты.
Оказывается, Генрих и Дин тоже выжили, и под конец дня они все же нашли нас.
– Слава единству, вы живы, – усталым, замученным, но с нотками радости голосом сказал Дин и опустился возле нас. – А что с Францем? – уже встревоженно спросил