/p>
– Твое эльфийское благородие приняло нас, – сказал Тэйрин наконец. – Стало быть, не так уж и хочется.
Они находились в зале, огромном даже по эльфийским меркам – эти переростки, кажется, все до единого страдают боязнью тесноты. Иначе не объяснить, зачем им такие гигантские залы, с потолками десяти саженей в высоту, с массивными арками, еще сильнее расширяющими пространство. Ниши вдоль стен украшали статуи эльфийских героев – по исполнению весьма недурные, как заметил Кирри, вот только все они изображали согбенных или, наоборот, трагично выгнувшихся эльфов со страдальческими лицами, что делало зал похожим на помпезную усыпальницу. А еще зеркало. Чистейшей выделки зеркало, вделанное прямо в пол! По нему и ступать боязно, и взглянешь – голова закружится. Ох, до чего же Кирри все это не нравилось.
Эльф, принимавший их, сидел на хрустальном троне посреди зеркального зала. Звали его Аскандриэль, и Кирри не поспорил бы на медный грош, мужчина это или женщина. Волосы у эльфа были белые, как яблоневый цвет, они ниспадали по обе стороны трона к полу и терялись в складках мантии. Лицо эльфа было таким же неподвижным, как и глаза – большие, точно остановившиеся, с розовой радужкой и едва заметными белесыми ресницами. Кроме него, в зале находилась еще дюжина эльфов, стоящих позади трона, как истуканы.
– Когда нам сообщили, что у нас испрашивают аудиенцию двое гномов, мы удивились, – продолжил Аскандриэль мелодичным, ничего не выражающим голосом. – Прошло шестьдесят лет с тех пор, как эльфы в последний раз говорили с гномами. У вас должны быть значительные причины явиться сюда. Нам угодно их знать.
Манера говорить во множественном числе и о себе, и о собеседнике – еще одна эльфийская повадка, которой Кирри не понимал. Он был страшно рад, что вести переговоры предстоит не ему. Он бы сразу запутался, сбился и вообще все испортил. Пусть говорит мастер Тэйрин, у него точно получится лучше. На то он и мастер, верно?
– Причина есть, – сказал Тэйрин. – Правду говоришь, уже шестьдесят лет наши народы не знали мира. Вы пришли в гномьи горы за водой из целительных источников Кайярена – пришли за водой, а ушли с кровью. Мой народ не простил твоего народа и не простит. Но я здесь не для того, чтобы поминать старое. Скажи, знакомо ли тебе имя мастера Заркина?
Эльф встрепенулся. Нет, правда – у него даже пара волосков колыхнулась на прилизанной шевелюре, а это дорогого стоит. Эльф поднял худую руку, воздел палец, указывая куда-то вверх. Кирри невольно посмотрел – и охнул. Да, есть недостатки в том, чтобы быть гномом трех локтей от земли: трудно сразу охватить взглядом зал вроде этого и трудно заметить гигантский драконий череп, висящий в арке под самым сводом.
– Это, – проговорил Аскандриэль торжественно, – бесценный трофей, добытый нашим отцом в гномьих горах. Мастер Заркин – тот, кто огранил сей алмаз.
– Да, хорошая работа, – одобрил Тэйрин. – Стало быть, наши батюшки пересекались, да не порубили друг друга. Тесен мир.
– Вы говорите, что великий мастер Заркин – ваш отец?
– Ага, так и говорю.
Во взгляде эльфа явно прибавилось уважения. Кирри решил, что можно немножко расслабиться. Но только немножко – холодные розовые глаза по-прежнему не вызывали ничего, кроме острой неприязни.
Тэйрин откашлялся.
– Мой отец, как твое эльфийское благородие изволило отметить, и впрямь был великим мастером. Был – потому что умер в прошлом году. А умирая, оставил мне, его единственному сыну Тэйрину, завет. Во время войны, ясное дело, всякое случалось. Много полегло и гномов, и эльфов. Много осталось костей. Воины секут и рубят, это их работа. А костяных дел мастер подбирает кости и придает им форму – это его работа. Такая вот работа у нас, твое эльфийское благородие.
Тэйрин говорил и усмехался в бороду, вроде бы добродушно. Но Кирри знал, что такая ухмылочка обычно играет на губах мастера, когда он подбирается к нерадивому подмастерью с колотушкой. При мысли об этом зачесался бок, не единожды вкусивший той самой колотушки. Ну ничего. Если боги дадут, по окончании их опасной миссии Кирри тоже наконец получит звание мастера. Он считал, что давно заслужил.
– Мы понимаем, – проговорил эльф после недолгого молчания. – Однако по-прежнему не знаем, что привело вас.
– Да вот это, – сказал Тэйрин и, скинув заплечный мешок, с кряхтеньем развязал его и извлек на свет то, из-за чего они оказались здесь.
Это был подсвечник. Небольшой, тонкий, целиком вырезанный из кости – да так искусно, что на первый взгляд казался сделанным из тончайшего пергамента. Ажурная резьба и завитушки затейливо обрамляли верхнюю часть подсвечника, имитируя капли подтаивающего воска. Тэйрин приблизился к эльфу и с поклоном протянул подсвечник ему. Аскандриэль принял подношение и внимательно осмотрел.
– Тонкая работа, – сказал он. – Не столь величественная, как выделка драконьего черепа, но ничуть не менее искусная. Вновь отдаем должное мастерству вашего отца, о гном. И благодарим за подарок.
– Да это не то чтоб подарок, твое эльфийское благородие. Это, как бы ясней сказать… Кости возвращаю к костям.
Аскандриэль