до тех пор, пока смрад не развеялся,
Пока уродство царит кругом,
Пока Денница (сука!) осмелился
Наше искусство стегать кнутом –
Не перестану писать моей Душке,
Не перестанет писать она мне,
Ведь всю дурь не упрячешь в психушке
И всю мразь не поместишь в тюрьме.
– Поэт, значит? Молодец, поэт. – Гера смачно затянулся. – Я вот тоже стишочки пописываю. Вот послушай:
Не пойму, от кого беременна.
Вы имели меня одновременно.
Вы имели меня по очереди
Прямо на Красной площади!
– Тоже неплохо, – оценил Пан шедевр Геры. – Только вот правильно говорить «одновремЕнно», а не «одноврЕменно».
Гера задумчиво почесал затылок.
– Что ж, надо подумать. Будем доводить свою поэзию до совершенства.
– Давай-давай, ждём новых опусов.
– А вот и они! – воскликнул Боря, увидев неразлучную компанию, выходящую из училища. – Итак, друзья, познакомьтесь с Паном. Пан, знакомься: вот это длинное волосатое чудище – наш трубач, а по совместительству главный алкаш и заводила Кирилл Хомяков, более известный как Хом.
– Здарово, Пан!
– Здарово, Хом!
– Первый раз в Москве?
– Первый.
– А ещё где бывал?
– Где я только не бывал.
– Я вот недавно на Кавказе был. Ты был на Кавказе, Пан?
– Был.
– Ну и как?
– Да как в Москве. Одни чурки.
– А Понуров, говорят, в том году в Пекине гастролировал. Бывал в Пекине, Пан?
– И в Пекине бывал.
– Ну и как?
– Как в Москве. Одни косоглазые.
– А в Израиле был? – спросил Тельман.
– И там как в Москве.
– Кстати, познакомься: наша сладкая парочка – виолончелист Понуров и флейтистка Манкина. Никто никогда не видел их по отдельности.
– Говорят, флейтистки хорошо сосут, – шепнул Пану Кирилл.
– Ну чего вы там перешёптываетесь? – спросила хорошенькая Манкина.
– А это Марианна, теоретик, наша главная краса и любимица директора.
Боря указал Пану на эффектную блондинку модельной внешности, хотя и небольшого роста. Она оглядывала всех с таким видом, будто её давно уже утомили похотливые взгляды мужчин.
– Вот не надо, пожалуйста, про директора! – томно протянула Марианна. – Сколько раз повторять: всё это грязные сплетни!
Хотя самой, очевидно, приятны были эти сплетни.
– Ой, да ладно, колись! – засмеялся Хом. – От нас не утаишь.
– Да конечно! – и состроила ему вредную гримасу.
– И наконец Изольда, певица, – представил Боря последнюю незнакомку.
Изольда была на редкость отвратительной бабой – толстущей как студень, с двумя подбородками и вывернутыми веками. Просто воплощение уродства. Её неприятный голос постоянно звучал в этой компании, хотя слова не всегда можно было разобрать, а если и можно было – она городила такую чушь, что все старались не замечать.
Однако же она, очевидно, не сознавала