показываем в импровизированном „бродячем театре“».
Как же так, – скажут ревнивцы Монтессори-педагогики, – ведь известно, что Мария Монтессори была против выдуманных историй, сказок и всякого другого, что уводит ребенка из мира реального?! Уводит от реальности, но не от величайшей вековой культуры человеческого рода, наших бабушек и прабабушек, передававших их из уст в уста и хранивших сказки в своей особенной исконно русской душе. Как бы мы ни ругали нашу молодежь и не называли ее «поколением Пепси» или как-то иначе, – спросите любую девчонку или парня, знают ли она или он сказку про Снегурочку или про Курочку Рябу с Золотым яичком, или про Рыбака и Рыбку – всякий улыбнется и скажет: «Конечно, знаю! В детстве мама или бабушка рассказывали». Сказки связывают нас с нашим родовым прошлым, они охраняют нас от забвения, объединяют, напоминают, что мы все одной человеческой крови.
Другое дело, действительно ли маленькие дети нуждаются в сказках? Или, по крайней мере, в том количестве сказок, какое им преподносят взрослые? Последовательница идей Марии Монтессори в России Юлия Ивановна Фаусек так писала на эту тему.
«Я сделала три раза опыты: после завтрака и свободных игр, когда дети усаживались вновь за работу, большею частью за рисование, я заявила детям, что буду рассказывать сказку в соседней комнате, и кто хочет меня слушать, может прийти туда. Я ушла и села, но ни один ребенок не пришел ко мне; даже Нюта, страстно любящая сказки, не подняла головы от работы. Некоторая часть детей отзывается на сказку или просят рассказать ее только во время отдыха, когда они предоставлены сами себе, и то, если у них нет какой-нибудь поглощающей их игры. Большею частью сказок просят дети, не умеющие сами заняться чем-нибудь, и дети, избалованные постоянными рассуждениями взрослых дома.
Мнение, что дети, особенно любящие слушать сказки, обладают богатым воображением, мне кажется ошибочным. Скорее им обладают дети, хорошо умеющие придумать игру и играющие подолгу в одиночестве. В этом случае их ум работает все время активно и самостоятельно, претворяя накопленный наблюдениями запас материала в необходимые для игры образы. В первом же, в слушании сказок, они пассивно воспринимают измышления чужой фантазии. Ведь не скажут же про человека взрослого, страстно любящего фантастические рассказы, что он обладает богатым воображением».
Подразумевают ли дети под словом „сказка“ действительно историю с фантастическим элементом, с небывалыми сказочными персонажами, или для них слово «сказка» заключает в себе все, что рассказывается? Я думаю – последнее. Детям можно рассказывать самые простые, самые обыденные реальные вещи, и они будут слушать с захватывающим интересом и называть рассказываемое сказкой. Это слово они привыкли слышать с колыбели. «Расскажите сказку про самовар» (я рассказывала о том, как Ася поставила самовар, с мельчайшими подробностями, и как дети пили чай).
За три года нашей практики у меня накопились следующие наблюдения: дети сами редко