их осуждать. Мы судим их с позиций сегодняшнего преклонения перед точностью в науке. Судить-то можем, но выносить приговор – нет. В юрисдикции никакой закон не имеет обратной силы; так и здесь. Научная мораль во времена хронистов была совершенно другой, и в рамках той морали они вели себя безукоризненно.
Есть один очень важный психологический аспект, игнорировать который они никак не могли. Обратите внимание: почти все ученые от начала античности до конца эпохи Возрождения были универсалами, «энциклопедистами», причем в перечень «профессий» любого из них непременно входило и хорошее владение литературным стилем. Более того, многие из них были еще и блестящими писателями. Но это не от хорошей жизни. Будь ты семи пядей во лбу, сделай выдающееся открытие, но если напишешь языком «дубовым», если твой труд скучный, то и читать его никто не будет.
Наука в те времена была сродни искусству; ученый не считал себя обязанным писать только о том, что проверено и перепроверено, он мог заполнять свой труд любыми гипотезами, догадками и фантазиями (не информируя читателя о степени фантастичности), лишь бы – и это главное – книга его читалась взахлеб. Раз уж великий Аристотель, самый ученый из ученых этого времени, допускал в своих книгах немало нелепостей, буквально высосанных из пальца, вздорных утверждений, любое из которых мог бы сам легко проверить и опровергнуть, – что говорить об остальных! Вообразим себя на месте историка, решившего составить летопись своей земли и обнаружившего, что от ранних эпох осталось только перечисление князьков и скупые упоминания о каких-то иных действующих лицах. Даже современный исследователь, сторонник строгой научной морали, не преподнесет читателю это перечисление в первобытном виде, он непременно разбавит его водичкой (в рамках сегодняшних научно-этических ограничений почти безвредной) из общих слов и рассуждений «по поводу». Античный же (или средневековый) историк расцветит этот сухой список живописнейшими деталями (чтобы читалось интересно!), даже не подозревая, какое преступление (на взгляд далеких потомков) он совершает. И точно так же, как его современники-поэты и драматурги по многу раз обыгрывали одну и ту же сюжетную схему, обогащая ее своей фантазией, так и он не погнушается воспользоваться схемой какой-нибудь уже известной ему хронологии. И так уж нечаянно (или закономерно?) сложилось, что наиболее популярной в качестве шпаргалки стала схема истории могучего царства, полуфантастическая, но не совсем фантастическая, истоками своими восходящая к империи Габсбургов.
Поэтому ни в коем случае нельзя делать вывод, будто Суллы, Юлия Цезаря, Каракаллы и других прославленных личностей, раз уж они оказались на «отражениях», никогда на самом деле не было. Они были! Все они – реальные герои древности. Но их жизнь была описана разными летописцами в разных хрониках. Авторы хроник отличались друг от друга манерой изложения, мировоззрением и т. п. А поздние хронологи не поняли, что тексты говорят об одном и том же. И раздвинули