дома его звали Жорой) обожали все – мои дядя и тетя, бабушка по отцу и бабушка по приемной матери, мои сестры, курсанты его курса, соседи по дому (где бы он ни жил). Для дяди (моего приемного отца – место службы Эрмитаж, Военная галерея 1812 года) Егор был вообще воплощением лучших сторон и качеств русского человека. То есть надежный, честный, скромный. А еще и такой, который никогда не бросит в беде. И благодарный. И помнящий о стариках и больных. А еще Егор умел все. Отремонтировать, починить, придумать замену. А еще – шить, стирать, готовить. А еще (тут только загибай пальцы) – построить собственными руками дачу. Выкопать колодец, построить баньку. Наилучше разместить парник, научить этому соседей. Вскопать, посадить, вырастить, засолить, намариновать…
Но высшая математика, теоретическая и строительная механики, гидродинамика – были для Егора полосой препятствий, часто непреодолимой. Егор мучился, мучились, бессильные ему помочь, все понимающие преподаватели корфака. Несчастный Егор, которого все любили, сидел каникулы в училище безвылазно. Сам тот факт, что Егор оказался в этом именно училище, и к тому же (обстоятельство в данном случае доводящее ситуацию до абсурда почти театрального) – на самом «математическом» из его факультетов – это, конечно, уже перебор.
В связи с этим сюжетом помню изумленное его лицо. Он же не поступал в это училище! Он совершенно не имел в виду становиться кораблестроителем и, закончив школу, поступил в предельно заурядный (не буду его называть) институтишко… А тут – не спрашивая никакого ни желания, ни согласия (время было еще сталинским) – бац! И, без всяких разговоров – комсомольский набор!
На том курсе, куда попал Егор, таких, как он, было не то чтобы много, но достаточно, и некоторые из них так же, как Егор, попали совершенно не туда, куда их звали способности, интересы, вкусы. Но случай Егора был, наверно, из ярчайших.
Каким образом его переводили с курса на курс, понятно было не вполне, и, в первую очередь, вероятно, ему самому. Могу лишь предположить, что тот же циркуляр, по воле которого из какого-то аграрного вуза передвинули в вуз военно-морской пятьдесят студентов, предписывал тех же пятьдесят, но уже военно-морских инженер-лейтенантов в срок и выпустить. И, ставя такому курсанту, в нашем случае Егору, минимальный проходной балл по сопромату или теории качки, преподаватели, видимо, зажмуривались. Но у этой тягостной, неловкой и, казалось бы, почти невозможной истории – где преподаватели (доктора наук и профессора!) якобы молча соглашаются выпустить в офицеры совершенно не усвоившего программы курсанта – как это ни странно, абсолютно оптимистический конец. Я имею в виду дальнейшую службу Егора как инженера-военпреда. Столкнувшись с практическим делом, допустим, с ремонтом корабельного корпуса, он, еще до чтения инструкций, мгновенно понимал суть того, что предстояло делать.
До поступления в военно-морское училище Егор жил в семье тети Марии Алексеевны и ее мужа Александра Андреевича Черепенниковых. Фамилия Черепенниковых была до революции