вынимаемый засов, дверь открылась. Явилась дочь надзирателя, но теперь не одна, а в сопровождении своей матери – полноватой женщины, одетой точно так же, как и дочь, только с добавлением не самого свежего чепца на голове. Одна несла кастрюлю и кружку, другая – тарелку с ложкой и чайник.
Услышав стук засова, узник торопливо поставил фотографию на место и прыгнул на топчан, делая вид, что читает. Потом быстро поднялся и, схватив фотографию, положил её на полку лицом вниз. Снова метнулся к топчану и улёгся, взяв в руки книгу.
Женщины вошли и, быстро глянув на узника (жена надзирателя покачала головой: охота, мол, глаза портить при таком-то свете), принялись составлять посуду на тумбочку, открывать кастрюлю, из которой пошёл пар и запах гороховой каши, накладывать жёлтую массу в тарелку, наливать дымящийся чай. При виде кастрюли и почуяв запах еды, узник торопливо поднялся и пересел на табурет. Несмотря на неприязнь к надоевшей гороховой каше, он оживился, в движениях его появилась суетливость голодного, дорвавшегося наконец-то до еды.
– Ах, как пахнет горохом! – воскликнул он. – Мой любимый, мой обожаемый горох!
– Ага, обед прибыл, милок, – добродушно улыбнулась жена надзирателя.
– И ваше желание, – дочь надзирателя поднесла к его лицу сжатый кулак.
– Желание? – опешил узник, с подозрением глядя на кулак у своего носа. – Постойте… Неужели вы…
– Тс-с-с! – шикнула девушка. – Здесь и стены имеют уши.
– Да, да, понимаю, – возбуждённо прошептал узник. – Но скорей же, скорей выпустите её! Она большая? Здорова?
– Нет-нет, господин узник, – улыбнулась дочь надзирателя, убирая кулак за спину, – не торопитесь, она пока побудет у меня. Ведь мы же ещё не сговорились окончательно о цене.
– У меня ничего нет.
– Я смотрю, вы так и не сожгли фотографию, – с намёком произнесла девица.
– Фотографию? Нет. Видите ли, я…
– Ну что ж, – перебила девушка, – видать, не очень-то она вам и нужна.
– Напротив, она мне очень нужна, поэтому я и не сжёг.
– Да я не про фотку, – усмехнулась девица. – Я – про м…
– М?
– Му…
– Му?
– Ну про ту, которую вы просили. Видать, она не очень-то вам нужна.
– Ах, это! – спохватился узник, до которого наконец дошло, о чём говорит девушка. – Очень нужна! Вы же знаете, как она мне нужна.
– Право, и не знаю даже, кто вам дороже, – произнесла дочь надзирателя, многозначительно поглядывая на фотографию, – эта маленькая чёрненькая прелестница, или какая-то баба на бумаге.
– О боже, боже! – простонал узник, горестно пряча лицо в ладонях. – Что же делать мне? Каждый раз – выбор. Каждый раз, когда хочешь ты, боже, наказать человека, ты ставишь его перед мучительным выбором – или, или!
– Если она вам не нужна, – напирала девица, – если вы выбираете ту рожу на картоне, то… Мне только немного сжать кулак, и эта прелесть…
– Нет! – возопил узник. – Не мучьте меня, умоляю!
– Видел