Сонька потерла пальцами лоб. – А, ладно! Ни у тебя, ни у меня нет выбора. Как будет – так будет. – Она потянулась обнять меня, но я оттолкнула ее не без злобы.
– Я час следы рыданий убирала. Не расслабляй меня.
– Это хлипаков маломощных легко расслабить. Но не тебя. Поехали!
Васька с Венькой, увидев меня, завизжали от восторга.
– Тетя Люся – клоун! Тетя Люся – клоун!
– Клоун и волшебник в одном лице. И в доказательство – вот вам подарочки. – Я сунула им заготовленные свертки, стараясь не вспоминать о том, как я перевязывала красивые коробочки блестящей ленточкой, а Бородавчик тут же развязывал их, – и я щелкала его по носу рулоном серебристой бумаги. А он не обижался. Бородавчик вообще никогда не обижался.
– Хоть бы развернули для приличия, – качая головой, пристыдила отпрысков Софья. – Поражаюсь! Чтоб дети сразу не кинулись смотреть, что им подарили?! Выродки какие-то.
– Лучше потом, в самолете. Они ведь одинаковые, теть Люсь? – Дети кивнули на коробочки, тревожно взметнув брови.
– Как всегда, – успокоила их я. – Я – за справедливость, равенство и братство. Вы ж меня знаете.
– Тебе выходить, подруга. Имей в виду, горшок, в котором земля и ничего больше, тоже надо поливать. Я кое-что ткнула. Может, взойдет. А желтый цветок – раз в два дня, не чаще. Он не любит сырости. Пока!
Она выпихнула меня почти пинком, и я восприняла этот жест с благодарной нежностью, как если бы в любой другой день она обняла меня и трижды, по-русски, расцеловала.
***
Холодильник Бурковых и впрямь был полон. Клоун будет счастлив. Сыр с огромными дырками. Сардельки копченые. Сосиски в свиной коже… К горлу подкатила горячая волна, с которой я едва справилась. Это были наши с Борькой любимые сосиски. Мы их ели обычно так: нутро он, а шкурку – я. Не потому что я такая альтруистка, а потому что я люблю шкурку, а Бородавчик – нутро. А еще он страшно любит… любил…
Звонок в дверь привел меня в чувство. Или лишил чувств?
На пороге стоял Клоун. Вернее, какая-то пародия на него. Я даже сначала подумала, что кто-то подшутил надо мной и поставил перед дверью огромное зеркало размером в дверной проем. Нет, одежда на нем была настоящая: чистенький яркий клоунский костюм, шутовской колпак с колокольчиками, узкие ботинки с длинными носами. Но лицо… Не знаю, кто его гримировал, но явно не профессионал: глаза оставались печальными, уголки губ были опущены и составляли с нарисованными угол в сто градусов.
Увидев меня, он оторопел. Возможно, по той же причине.
– Не понял… Здесь что – Вальпургиева ночь?
– Вальпургиева жизнь. – Я посторонилась, впуская его в квартиру, но он не шелохнулся. – Собрали всех клоунов мира и будут выбирать короля. У вас есть шанс.
– Рядом с вами у меня шансов нет.
– Очень великодушно… Говорить женщине такое только потому, что на ней шутовской наряд.
– Но я