Юрий Лифшиц

С моим ручным мармотом… Юмористические стихи, рассказы. Пародии


Скачать книгу

      однако неизвестен никому.

      Не будет жить поэзия моя,

      и не войду я в пантеон нетленный,

      и не узнают, видно по всему,

      что я поэт и вправду ох… народный.

      Не станут говорить, что несравненный

      художник я, не будет, наконец,

      и славы у меня международной

      в грядущие века – и все, забыт.

      На лысину паршивенький венец

      мне ни одна свинья не водрузит.

      Улыбка сержанта

      Не улыбайся, Боже мой, не надо,

      когда гоняют «В коечки – подъем!»,

      когда пот льется бурным водопадом,

      не улыбайся вечером и днем.

      Не улыбайся утром, на осмотре,

      и губ своих в усмешке не криви,

      когда на строевой шагаем по три,

      когда стираем ноги до крови.

      А если спать ложимся до рассвета,

      лишь одного до ужаса боюсь,

      что, увидав во сне улыбку эту,

      наверняка я больше не проснусь.

      К улыбке той еще щепотку дуста,

      чуть-чуть денатурата – и тогда,

      от тараканов (чтоб им было пусто!)

      на свете б не осталось и следа.

      Так поневоле станешь ненормальным.

      В субботу завещанье напишу.

      На все пойду – на кухню и дневальным —

      не улыбайся только, я прошу.

      Баллада об ирокезе

      Рассказывать об ирокезе,

      который был немного crasy,

      поскольку плавал по Замбези,

      ел все подряд на майонезе,

      ходил все время в затрапезе,

      и, поселившись в Сен-Тропезе,

      учился в тамошнем ликбезе,

      все знал об электрофорезе

      и кое-что об энурезе,

      читал о Камбизе и Крезе,

      Чезаре уважал Павезе,

      ценил Паоло Веронезе,

      знал в польке толк и в полонезе,

      однако не любил поэзи-

      ю и твердил, что будь он прези-

      дент США, то Конголези-

      я вся ходила бы в железе,

      а после он болел амнези-

      ей и послал боксеру Фрезе-

      ру дерзкий вызов, но в парезе

      потом валялся, и магнези-

      ею лечился, втайне грезя

      о виски, бренди и шартрезе,

      потом он прыгал на протезе,

      как вдруг снесли его в портшезе

      и погребли на Пер-Лашезе, —

      так вот, об этом ирокезе

      рассказывать мне – хуже рези.

      Иосиф Бродский. Письмо русским поэтам

      Нынче ветрено у вас. Или морозно.

      Скоро осень. Или дней весенних завязь.

      Я хочу у вас спросить вполне серьезно:

      что вы к этим «римским письмам» привязались?

      Может, ритм заворожил меня подспудно

      иль в тот раз не повезло с парнасской клячей.

      Мне теперь отлично видится отсюда:

      со стишком я этим явно напортачил.

      Почему лишь до колена «тешит дева»?

      «Дальше локтя» не идут лишь от бессилья.

      Написать я написал, но, было дело,

      мы и дальше, мы и глубже заходили.

      И «вне тела» я ошибся, несомненно.

      Сам тогда, видать, в запарке был любовной.

      Ведь привычная телесная измена

      начинается, как правило, с духовной.

      А с солдатом и купцом – судите сами —

      мысль казалась мне глубокою когда-то.

      Но внушать, что дни сосчитаны не нами,

      для философа, конечно, мелковато.

      Бог не фраер, ибо курица не птица, —

      сказанул я в полемическом дурмане,

      но ведь ежели в Империи родиться,

      то достанет Цезарь и в тмутаракани.

      От него в дому не скрыться, как от вьюги,

      не свихнуться, не уйти в себя, не спиться.

      Если ж есть в стране наместники-ворюги,

      все они – без исключенья! – кровопийцы.

      И еще там неувязочка: патриций

      снять за «так» хотел античную шалаву.

      Но гетера – не советская девица,

      спать с которой можно было на халяву.

      И теперь, проживший обе половины,

      не скажу,