в свои двадцать шесть лет Леша не обзавелся ни одним врагом, всех любил и искренне не понимал, как это – ненавидеть кого-то до скрежета зубовного? Он старался, но получалось плохо.
– Готовый князь Мышкин, ты подумай! – в перерыве сказал Алымову Савва, игравший Боркина. – Такой же юродивый.
– И не говори. Надо Деду намекнуть – пусть «Идиота» поставят.
– Да нет, не вытянет. Молод еще. Это он по жизни идиот, а так… «Так не пойдет», – скопировал Савва интонацию Синицкого.
После перерыва Синицкий вышел на сцену, походил там, потирая лоб, потом обратился к Леше:
– Что же нам с вами делать, Алексей Анатольевич? Так не годится. У вас получается какое-то жалкое существо. А он вовсе не жалок, нет! Это сильная личность. Не зря же он именно Львов. Да, сильная. Хотя и ограниченная. Но! Львов болен Ивановым. Очарован им. Да-да, именно так! И поэтому ненавидит. Не может освободиться. Понимаете? А Иванову до него и дела нет. Он помнит о существовании Львова только потому, что тот лечит его жену. И все.
– Ну да, – неуверенно ответил окончательно запутавшийся Леша.
– Давайте мы сделаем вот что: Сергей Олегович, вы можете сыграть за Скворцова?
– Да, пожалуйста. – Алымов удивился, но не подал виду.
– После реплики: «Вы, доктор, не любите меня и не скрываете этого. Это делает честь вашему сердцу». Начинайте.
Алымов встал на место Леши:
– Проклятый характер… Сейчас… «Проклятый характер! Опять упустил случай и не поговорил с ним как следует… Не могу говорить с ним хладнокровно! Едва раскрою рот и скажу одно слово, как у меня вот тут начинает душить, переворачиваться, и язык прилипает к горлу. Ненавижу этого Тартюфа, возвышенного мошенника, всею душой… Вот уезжает… У несчастной жены все счастье в том, чтобы он был возле нее, она дышит им, умоляет его провести с нею хоть один вечер, а он… он не может… Ему, видите ли, дома душно и тесно. Если он хоть один вечер проведет дома, то с тоски пулю себе пустит в лоб. Бедный… ему нужен простор, чтобы затеять какую-нибудь новую подлость… О, я знаю, зачем ты каждый вечер ездишь к этим Лебедевым! Знаю!»
– Вот видите? Он ревнует Иванова и к Сарре, и к Саше, он страдает от того, что Иванов не так хорош, как мог быть. Я понимаю, вам этого не сыграть так, как Сергею Олеговичу, поэтому просто копируйте его. Решим это технически. Львов все время следит за Ивановым. Следит за ним и подражает – неосознанно! Не может не следить, не может не думать о нем. Зациклен, понимаете?
– Вы так это видите? Именно такой подтекст? – осторожно спросил Алымов.
– Да! Я не имею в виду никаких нетрадиционных отношений, избави боже! Но разве никто из нас не переживал хоть однажды в жизни подобной очарованности человеком – неважно какого пола? Не сотворял себе кумира? И не мучился потом, когда оказывалось, что кумир – дешевка? И чем больше мы осознаём, что сами выдумали этого кумира, тем больше его ненавидим. Вот это и происходит со Львовым.
Синицкий нервно оглядел изумленных актеров – на щеках у него горели пятна от волнения.