сама погаснет. Точно тебе говорю.
– Да?
Я с удивлением воззрилась на знак.
– Слыхивал, сказывали. Одна девица замуж за другого хотела. Руну спрятала. А есть ещё вариант, чтобы наверняка, – повернулся мужлан. Из-под его густых бровей с вожделением блеснули глаза. – Мы можем… эта… – он сглотнул, – полюбить друг друга сегодня ночью. Руна и пропадёт.
– Что? – Я вытаращилась на Михи. Вот, Евочка, и сбываются мрачные фантазии о лесорубах и конюхах. – Давай не будем спешить? Мало ли какие могут быть последствия.
– А мне всё равно на последствия! – вдруг рявкнул мужчина. – Ты – моя и будешь моей! Смогу защитить. Совсем скоро поженимся. Ребятёночка народим. Ты, главное, не переживай.
Я едва не окаменела от ужаса и прикрыла глаза. Даже затошнило от волнения. Только этого не хватало. Надеюсь, он меня силой брать не собирается? С таким я ни за что не справлюсь. Бежать некуда. Разве что к беседке, и то… Знать бы, в какую сторону. Вниз с холма, чуть правее – оттуда мы вышли. Вот и вся информация.
Чтобы не акцентировать внимание Михи на предпочтительном для него варианте «спасения» меня от клейма, быстро сменила тему разговора. Заодно выяснила, что месяцев в году здесь также двенадцать, зимы холодные, а земли не все плодородные, потому сельское хозяйство очень выгодное занятие, если наделы расположены там, где нужно. Ну и, конечно, куда ж без мечты! А мечтал дровосек о собственном клочке земли где-нибудь в лесу, добротной избе и десятке сыновей, которых нарожала бы ему Евка.
К счастью, на этой пиковой, но щекотливой для меня ноте мы вернулись в усадьбу. Хотя и несколько припозднившись: пока собрали раскиданную утварь, пока отдохнула лошадь… Михи распрягал кобылу, когда во дворе раздались раздражённые женские вопли. Какая-то бабёнка явно сходила с ума, пытаясь доказать, что все здесь должны слушаться только её.
– Это что ты мне приволокла? – слышались истеричные визги. – Я как буду в этом ходить? Да я тебя… Да тебя сейчас выпорют, мерзкая дрянь!
– Леди Кротта, – словно прочёл мои мысли Михи. – Хозяйская дочка снова разбушевалась.
– Орёт она скорее как базарная лядь, а не леди, – хмыкнула я, а затем пошла к выходу из конюшни следом за своим лесорубом.
Во дворе взору предстала отвратительная картина. На широкой площадке, покрытой мелкой щебёнкой, белокурая девица примерно моего возраста с безмерным наслаждением таскала за волосы рыжую девчонку-подростка. Она не стеснялась в выражениях и чувствовала себя вольготно.
Я наблюдала за безобразием и понимала, что не могу вмешаться. Что можно сделать, находясь чёрт знает где, да ещё и в рабстве? Быть выпоротой совсем не хотелось. Подзовёт такая лядь того же Михи, да и привяжут меня к столбу.
Мазохисткой не была, потому ни боль, ни позор не входили в список жизненных приоритетов и радостей. Я могла бы упрекнуть себя в трусости, но позволила себе эту слабость. Мир жестокий, уже убедилась.
Немного успокаивало и подогревало самооправдание то, что рыжая девчонка не