вчера во дворце я наткнулся на вашего персидского полковника, Реза-хана. Он что-то увлеченно обсуждал с генерал-майором Денстервилем.
Туров сгреб с тарелки горсть соленых дынных семечек.
– Значит, Реза-хан в Тегеране? Небось как и я выбивает жалованье своему Казвинскому батальону.
– Если это так, он добьется своего без труда. Мне показалось, что Денстервиль весьма к нему расположен. Я бы на вашем месте не Рихтера опасался, а Реза-хана.
В темноте сада тонко и безответно прокричал сыч. Низкий потолок давил. Туров резко поставил стакан.
– Да что вы в самом деле, Александр? Никогда ни англичанин, ни перс не смогут захватить Казачью бригаду! У меня почти десять тысяч вернейших казаков-горцев и больше сотни русских офицеров!
– Владимир Платонович, значит, у вас десять тысяч убедительнейших доводов возобновить снабжение. С таким войском вам не просителем пороги обивать, а вести свою дивизию на защиту каджарского трона и персидского отечества от посягательств Англии и мятежников.
Туров крякнул, отмахнулся:
– Выдумщик вы, Саша, прямо декабрист. Сейчас не время для наполеоновских замашек. Я вам не Ататюрк и не Гарибальди какой, а русский офицер под присягой. Какие перевороты, когда большевики и мятежники только и ждут, чтоб на Тегеран хлынуть?
– Если вас начнут бояться, вам будут платить. – Подумал и добавил: – Или избавятся от вас.
Туров поправил на груди звезду святого Георгия:
– Не для себя бригаду берегу, для будущей России, для царя и отечества! Только поэтому и к белым не ушел.
Даже теперь, после поражения Деникина, Владимир Платонович готов был счесть малейшее сомнение в грядущей победе белых нарушением присяги. Воронин в возвращение Романовых не верил, но спорить поленился. Его чувство долга и вера в человечество подгнили еще в окопах Галиции и вовсе смертельно занедужили в чумном бараке Решта. А когда повстанцы Кучек-хана ворвались в больницу, согнали всех раненых мужчин в подвал и расстреляли, Воронин окончательно понял, что и сам он, и вся медицина с добрыми ее намерениями совершенно бесполезны в мире, где люди уже пять лет беспрестанно уничтожают друг друга. На свете осталось очень мало вещей, из-за которых он стал бы спорить.
Туров выудил из густого сиропа светло-желтый шададский финик, сплюнул косточку, шумно обсосал повисший на пшеничных усах сироп.
– Одна радость сегодня приключилась, Саша. Секрет, но от вас не могу таить: Елена Васильевна согласилась стать моей женой.
– Мм? – Воронин опустил голову, уставился на сжатую в пальцах папиросу. Глаза плотно завесили светлые пряди. – Очень рад за вас, дорогой Владимир Платонович. От всего сердца поздравляю вас и Елену Васильевну.
– Как только разрешится вопрос с жалованьем, объявим о помолвке.
– Да зачем ждать-то, Владимир Платонович? Елена Васильевна не та женщина, чтобы из-за жалованья передумать.
– Думаете, мне следует поторопиться? –