огромный и бурый, зубастый, в специальной, под него, броне. На Лирка я глянула случайно – он обзавелся шрамом на левом глазу, прям поперек пятна, которого так не любил, но в целом такой же, в кожаной одежде, чтобы бегать было удобнее. Я вздыхаю и обнимаю колени сильнее.
Сколько еще в мире таких, как они? Не людей, не зверей, что-то среднее, не больше сотни, наверное. Лет этак пятнадцать назад разгромили подпольную лабораторию поехавших магов, которые своими экспериментами пытались скрещивать людей и зверей, или делать из зверей людей, как уж получалось. Лирк и Винс – такие вот, антропоморфные, научившиеся ходить и говорить медведь и леопард, оба странные, но добрые, если не злить, конечно. Им присвоен статус защищаемых королевством, но сами люди, конечно же, даже спустя столько лет относятся к ним хуже, чем к тем же вампирам. Опасные они, видите ли, а глянули бы, как Винс рыбу ловить пытается, ухохотались бы.
– Сколько лет-то прошло? – спрашивает Винс, разбивая тишину; её осколки больно впиваются в тело, и на каждом отражается этот простой вопрос, на который я не знаю ответа.
Лет с чего? С основания нашей команды? С первого боя против королевской стражи? С распада? С желания проклянуть все на свете и скинуться с горы?
– С чего? – выдавливаю я из себя, понимая, что когда, наконец, сяду в нормальное положение, у меня откажут ноги минут на десять, потому что уже в скрюченном состоянии они начинают болеть.
Мы встретились давным-давно, я была еще ребенком, как и они, нас столкнула судьба и не разделяла долгих десять лет. Моря нам были по пятки, мечты улетали высоко-высоко, горы сворачивать могли. Наши пути разошлись, но мы держали связь, надеясь на что-то, что сейчас кажется недосягаемым, глупым, ничтожным.
Винс легко стучит по камню, и с другой стороны откликается Лирк, сидевший тихотихо, как в засаде, большой кот, который обожает прыгать за бабочками.
– Три года, – говорит он, а я невольно скриплю зубами. – Три года, один месяц и одиннадцать дней…
…как почил наш дорогой лидер.
Бесстрашный, как орел, перенявший от этой птицы не только крылья и лапы. Скрещенный, как их называют. Умеющий летать так высоко, где никто не был, наш источник света и пути, наш лучший друг.
Какая ирония, думалось мне, быть таким великолепным, а потом медленно умирать от простой человеческой болезни, все лекарства от которой организм просто отверг, заставив мучиться то от боли, то от страха, что скоро с крыльев опадут последние перья и небо навсегда скроется землей. Доктора разводили руками, маги предлагали повесить заклятие «вечной службы» – не жив, не мертв, вечная марионетка в руках армии, их мы послали сразу же, не разбираясь.
Три года, один месяц, одиннадцать дней, а, кажется, только вчера он вырвался из-под нашего присмотра и взмыл в небо в последний раз, как раз, когда меня не было, когда я была черт знает где, может, удержала бы, может, спасла бы.
Но его нашли здесь, поломанного