Высоцкий умудрялся зарываться в книги, выросло то, что я теперь эти самые книги пишу. Из неостихов в нео… не буду повторять это слово, а то либеральные глазки начнет щипать.
А, пожалуй, все-таки буду. Неокоммунизм. Неокоммунизм!
НЕОКОММУНИЗМ!!!
Буду орать гремящей свободами улице именно это слово, орать, не рисовать символ на стенах домов, а просто орать. Ведь свастику-то куда легче рисовать, чем знак молота и серпа; я и сам-то этот знак рисовать не умею. По рисованию я заслуживаю твёрдую тройку.
Неокоммунизм!
И страх по синеве их вен!
Сладкий, истеричный страх, оправдываемый рваными фразами «Он че, ебнутый?», «Что за диванная критика…», «Это же не художественное произведение, максимум публицистика какая-то…» – о да, о да, о да! Но подождите-подождите, будет вам художественное, с метафизикой обещанной и со всем прочим.
На секунду можно представить, что я – прикованный к батарее человек, которого пытают либералы и монархисты. В сущности, если воспринимать это все как метафору – то это кристально чистая правда. Отопление в этом году дали вполне себе вовремя, так что кричать мне еще удобнее, голосу не приходится превозмогать хриплость горла или что-то еще. Да и наручники – так, фикция; скорее я сам себя ими сковал, чтобы не дай Бог не ударить в зубы ни одному из моих истязателей. Не хочется невольно получить срок за, пусть и потенциальную, но все-таки – защиту Родины. Некоторые получают.
Наверное… нет, не наверное, а безусловно – это не лучший способ начинать прозу, но определенно и не худший, на фоне засилья слуг Сатаны в литературе. Человечество любит отказываться от ангелов, но постоянно плодить чертей, неверно поняв фразу «Люби да рожай». Увы.
О чем это будет? И почему это так похоже на вторую, публицистическую аннотацию?
Потому что не могу иначе. Как вообще существовать островку жизни посреди океана смердячего смога смерти – и без публицистики? Как? И без мата, за который я, кстати, забыл извиниться – выше одно словечко уже прогремело. Пожалуй, опять забуду.
Вы можете представить себе не матерящегося Эдичку, или Эдичку, не рассуждающего о политике, или Эдичку, не рассуждающего о социуме и политике посредством публицистики, оформленной единственно честным в мире способом – русским матом?
Я, если честно, Эдичку представить и без нескольких сцен, которые я благополучно пролистал, не могу. Оттого, что я их пролистал они, кстати, только сильнее укоренились в сознании самим фактом того, что они были. Ну да ничего. Это, так-то, создало ряд интересных метафор, и среди них я выберу, наверное, один из самых слабых вариантов метафорических интерпретаций тех сцен: «В принципе, вся жизнь типичного современного русского эмигранта в Америке – это ебля с негром-маргиналом». Нет, не извинюсь.
Вытеснить это бытовое для эмигрантского насекомого состояние может только факт реальной необходимости