денег, об этом без всякого лукавства можно и рассказать.
Конечно, если о трудовых подвигах на полях Астраханской области, то тут я пас. На полях я была один раз, но до сих пор стоит в глазах картина уничтожения прекрасных спелых помидор не пригодных к транспортировке. Собирали только молочной спелости, остальное под трактор. Смотреть было больно на помидорную кровь, смешанную с землей. Как на траках танков во время войны. Сколько же добра гнило и запахивалось на этих полях? И не было видно трудящихся. Вот почему везли сюда детей из Сибири собирать для здешних жителей ихний же урожай. Сколько гнило тонн яблок, и ни один человек не пришёл и не собрал хотя бы ведро. По приезде на место, как только мы свалились со степного обрыва в займище, где стояли бараки, а это «стойбище» располагалось вольно в заброшенном яблоневом колхозном саду, и наши охламоны впервые увидели живьём яблоки, правда, ещё зелёные… Изобилие халявных яблок и полная свобода опьянили сибирских ребятишек. Дикие африканские вопли, треск ломающихся веток заполнили тихий умирающий сад, полный чудесных яблок многих сортов. Тысяча деревьев остались брошенными, а рядом заложен был новый сад. Зачем? Но эти вопросы решать не мне. У меня своих забот полон рот. Свои заботы оказались весьма обширными. Я, как повар свою работу знаю. Стаж почти тридцать лет. Дочку с собой взяла. А куда её, если сама на всё лето уезжаю. Обрадовалась поначалу, дескать на югах побываем, фруктов ребёнок поест, позагорает. Короче, мечта идиотки исполняется во всей красе! Но, как всегда, судьба не без подарков. А как же?! Пришлось не только кормить, но и лечить. Нет, доктор у нас был. Девчонка из мед. училища. Со второго года обучения. Она никак не могла отличить аспирин от стрептоцида и падала в обморок при виде крови от царапины. На третий день пребывания на ниве собирания урожая, Главный пришёл ко мне с разговором. Поговорить было о чём! – Ты, это… Николаевна, помоги Людмиле. К ней уже трое с поносом обращались… Дело пахло керосином… Я всё поняла. Большие деньги надо будет отрабатывать большой работой. – Дак как же я… когда и где буду этих засранцев принимать? Ты головой то соображай! – взьярилась я. – Не на кухне же? – Зачем на кухне? Не надо на кухне. Пойди к Людмиле в мед. пункт, там им всё скажи… – Чё я им сказать должна? О, Господи, Джумаль, я же не врач, я – повар!!! Ты по какой специальности меня нанимал? Ты мне сколько зарплат обещал? Все вопросы утонули в жалобном возгласе сильного мужика: – Николаевна… выручай… пажалуйста… буду по гроб жизни… Будет он, гад, по гроб жизни… по мой гроб! Врача надо было везти и зарплату хорошую платить. Слабо сердце женщины. А сердце матери и вовсе кровью обливается за ребёнка. А эти оболтусы, полусироты, в сущности, ещё дети, стояли кучкой за дверями штаба и мучились недержанием. Пять мальчишек, и две девочки. Ведь сколько ни предупреждали, не увещевали не есть грязными руками, не есть на поле, там всё обработано ядохимикатами, не есть зелёные яблоки