июль, за огромными, почти во всю стену непромытыми, в подсохших дождевых потеках окнами плавился от жары город. Даже кроны деревьев вокруг больницы казались какими-то болезненными, подсохшими, вялыми. Рыжий горизонт портили заводские трубы.
– Свежий воздух, это, конечно, хорошо, да только в коридоре окна-то все распахнуты, значит, будет сквозняк, а мы все после операций… – голосом, похожим на стон, отозвалась одна из женщин. Не смотря на жару, она в теплом халате лежала под шерстяным одеялом.
– Накроетесь одеялами, да и все, – пожала плечами Оля.
Высокая, хрупкая, с узлом светлых волос на затылке, бледная, с курносым носом и тонкими губами, она была некрасивая, но какая-то милая, отзывчивая, добрая, и все ее в палате жалели. Она – единственная, кто ее не навещал, не приносил еду и все то необходимое, что требуется для женщины после гинекологической операции. Все знали, что у нее нет мужа, родственников, а на более подробные расспросы никто не решался, все понимали, что ей и так больно. У нее у единственной дольше всех не заживал шов, и только ей, прямо в присутствии соседей по палате, молодой доктор с непроницаемым лицом выдавливал металлическим инструментом гной из-под кожи на шве, и только она, стиснув зубы, рыдала от боли…
– Девчонки, да она права, конечно, нам всем нужен свежий воздух… Пусть хотя бы форточка будет открыта. Это вчера шел дождь, и можно было простудиться, а сейчас-то – градусов тридцать, не меньше… – сказала женщина средних лет, устроившаяся на угловой кровати с вязаньем. – Главное – чтобы дверь была закрыта.
– А я вот не понимаю, – подала снова голос женщина в теплом халате. – Мне вот скоро семьдесят будет, у меня опухоль. Ладно, я нарожала троих детей, у меня внуки и правнуки имеются. А вы-то, девчонки, вам еще и тридцати нет, а у вас уже все хозяйство удалили. Режут вас здесь, как поросят. Давно ведь уже новый способ изобрели, как эту миому убивать без операции. Перекрыть какой-то пластиковой штуковиной сосуд, который питает ее кровью, да и все… Она сморщивается, погибает… Я сама видела по телевизору, очень даже доходчиво объяснили, показали…
– Так это в Москве или каком другом большом городе. У нас же все по старинке…
Внезапно дверь открылась, и на пороге появилась незнакомая женщина в белом халате. Строгое лицо, черные, с проседью, стянутые на затылке волосы. Окинув всех взглядом, она сначала хотела было уже повернуть обратно, как вдруг заметила возле окна Олю, и строгое лицо ее смягчилось улыбкой.
– Оля? Это ты? Еле узнала…
– Валя? – Глаза Ольги моментально наполнились слезами, и она буквально бросилась к посетительнице. Зарылась лицом в белую ткань халата, разрыдалась. – Я уж и не ждала тебя…
Она не говорила, а мычала сквозь тихие, сдавленные рыдания.
Все в палате испытали приятное чувство облегчения – как же, есть Бог на свете, вот и Олю, бедняжку, пришли проведать.
– Здравствуйте, женщины, – неожиданно обратилась посетительница ко всем присутствующим. – Как