«Хрусталёв, машину!» уже не казался адом,
Едва я пророс в твою землю, как кедр в Бейрут:
Действительно – всюду жизнь, если каждый атом
Картины Филонова – словно обэриут.
Как кровь Будетлянина – рифмы и алгоритмы,
Я чувствую – к горлу подкатывает ЧП:
Но даже ежели рукопись обгорит, мы
Сделаем всё, чтобы снять этот фильм в ч/б.
Пейзаж в духе примитивизма
Проберётся по рее
Соловеющий бриз к
Бухте Гипербореи
В ореоле из брызг.
Юго-западный округ
По весне залинял:
Подмешаем-ка охру к
Неземным зеленям,
Где пейзаж идеален
И лесная братва –
Думал, там Вуди Аллен –
Оказалось, «Брат-2».
Как по райскому саду
Надувные слоны,
Облака да блокада
Тучей жёлтой луны,
Да сплошной Генералич –
Ох, боюсь, что влюблюсь, –
Да Руссо гениальность,
Да таможенный блюз.
III
Изенхаймский алтарь. Распятие
Тридцать лет и три года лежать на печи, а потом – на крест
По останкам титанов, по трупам богов, миновав Олимп.
Ты не то, чтобы умер, а после – не то, чтоб совсем воскрес:
Смерть пришла, но не высосать ей из тебя всех словес и лимф.
Просыпайся, взгляни, как медами слезится по нам Алтай!
Чтоб пропеллеры вторили птицам, наставим для них манков;
Двинем в Арль и с порывом мистраля ворвёмся с тобой в алтарь -
Нас обоих мазками положит на зыбь парусов Ван Гог.
Или, может, ты хочешь в дождливые тропики, как Гоген?
Или – Брейгель, привет! – надышаться озоном немецких Альп?..
Прокажённая тень, чуть дыша отделившаяся от стен -
Ты такой, как ты есть, и как нарисовал тебя Грюневальд.
Не отверзнется, да и не нужно, твой дряхлый консервный гроб;
И, пока над окрестностью Ершалаима плешивый смог,
Магдалина и просто Мария услышат у входа в грот,
Как ишачит Борей, чтоб предсмертный твой вздох никогда не смолк.
Ламентация
Над зеленями оврагов и желтью балок
Брызги огней распускаются из антенны;
Луны – как апофеозы печёных яблок,
Солнца – сухие садовые хризантемы.
С чёрных дерев упадает листва на супесь;
Молния свесилась с тучи стальным канатом;
С ссохшейся ветки ворона кричит, насупясь,
Императив, приодевшись виватным Кантом.
Шмотки нашла на раздавшейся вширь помойке,
Где до неё копошился какой-то люмпен,
И улетела присутствовать на помолвке
Огня и мрака. Убийственно как мы любим!
Ушлое небо любило всегда настырных,
Пишущих заповеди на гнилых обоях,
Как пробивающийся сквозь асфальт пустырник
Или таранящий грозные тучи «боинг».
Брось эти глупости, не говори о грозном,
Скоро всё кончится – Путин, хохлы, Эбола.
И