ко всему этому к Кипру прибыл и Али-паша, великий адмирал турецкого флота, с эскадрой в сто с лишком галер, имевших на своих бортах сорок тысяч новых воинов. Таким образом Фамагуста оказалась со всех сторон охваченной железным и огненным кольцами, прорвать которые, казалось, не в состоянии никакая человеческая сила.
В таком положении были дела этой крепости в то время, с которого начинается наше повествование.
III. Осада Фамагусты
Вернувшись на стены укрепления, солдаты, сопровождавшие капитана Темпеста, бросили ненужные им больше в эту минуту алебарды и заменили их мушкетами, затем уселись под защитой еще уцелевших зубцов, не переставая раздувать фитили своих ружей, в то время как находившиеся тут же крепостные артиллеристы вместе с флотскими беспрерывно стреляли из колубрин по осаждающим.
Между тем сам капитан Темпеста, невзирая на увещевания своего лейтенанта, поместился впереди всех, возле полуразрушенного зубца, который при каждом выстреле колубрины все более и более разрушался.
Турки, все более и более раздражаемые долгим и упорным сопротивлением сравнительно незначительного венецианского гарнизона, продолжали проводить траншеи, чтобы поближе подкрасться к полуразрушенным уже укреплениям, но их усилиям слишком препятствовала та громадная масса обломков и мусора, которая постоянно нагромождалась мужественными женщинами вокруг стены. По временам отважные смельчаки из осаждающих, добровольно жертвовавшие своей жизнью ради более верного обеспечения себе доступа в волшебный рай Пророка, ползком, под прикрытием ночной темноты, взбирались на откосы стен и устанавливали мины с целью взорвать те твердыни, которые еще уцелели от разрушительной работы пушечных ядер.
Далматы, обладавшие зоркими глазами, заметив этих смельчаков, тотчас же укладывали их меткими выстрелами из своих мушкетов, но убитые немедленно заменялись новыми фанатиками, выскакивавшими из темноты, и вдруг раздавался страшный взрыв, тяжелые колубрины подпрыгивали на своих местах, угол стены или часть башни с треском обваливались, погребая под своими обломками фанатиков.
Вслед за этим неутомимые женщины тотчас же тащили корзины и мешки с землей и мусором, чтобы скорее заделать сделанные бреши.
Капитан Темпеста молча и бесстрастно наблюдал огни, вспыхивавшие все в большем и большем количестве в необозримом турецком стане.
Вдруг он почувствовал, что кто-то тронул его за локоть и вместе с тем услышал произнесенные шепотом слова на плохом неаполитанском наречии:
– Это я, падрона, не бойся.
Юноша невольно подался назад и, сурово нахмурив брови, тихо спросил:
– Это ты, Эль-Кадур?
– Я, госпожа.
– Замолчи! Не смей называть меня так! Пока никто не должен знать, кто я в действительности.
– Виноват, синьора… то бишь, синьор, ты прав…
– Да что ты все путаешь! … Иди сюда.
С этими