Геннадий Васильевич Ерофеев

Пластическая хирургия по-русски


Скачать книгу

      Замолкни, фурия!… Прикрой, прикрой, старуха,

      Безвласую главу, пергамент жёлтых плеч

      И шею, коею ты мнишь меня привлечь!

      Разувшись, на руки надень свои сандальи;

      А ноги спрячь от нас куда-нибудь подалей!

      Сожжённой в порошок, тебе бы уж давно

      Во урне глиняной покоится должно.

      Козьма Прутков. «Древней греческой

      старухе, если бы она домогалась

      моей любви». (Подражание Катуллу).

      К дыму прежних пепелищ

      Невозможно вновь возвратиться,

      В сад, который мы сожгли,

      Прилетят одни только птицы.

      Марина Капуро

      Фарш нельзя провернуть назад.

      Джеймс Маккартни

      * * *

      Молчи, прошу, не смей меня будить!

      О, в этот век, продажный и постыдный,

      Не жить, не чувствовать – удел завидный.

      Отрадно спать, отрадней камнем быть!

      Фред Васнецов проснулся с приятным ощущением в чрёслах в восемь часов утра. Васнецова разбудил восставший, налившийся горячей кровью фаллос. Вышел, можно сказать, из себя. Утренняя спонтанная эрекция – вот как это называется. Фред Васнецов как в некотором роде врач знал это наверняка.

      На самом деле Васнецова звали Фёдор. Фёдор скорее уж должен называться Теодором, Тедди, Тедом. Фред – это, наверное, сокращённое имя Альфред. Но этот «кодовый псевдоним» по какой-то неизъяснимой причине намертво прилип к Васнецову. Что ж, бывает. Джона Фитцджеральда Кеннеди домашние, например, называли Джеком.

      Васнецов был мужчиной лет под сорок, чуть выше среднего роста, плотным и сильным, весьма склонным к полноте. Его бочкообразная грудь, крепкие плечи и мощные ноги ещё с детства заросли чёрным курчавым волосом. Каждый раз, когда он принимал душ, эта волосня забивала сток его ванны. Крупную голову Фреда венчала копна тёмных вьющихся волос. В двадцать с небольшим лет в шевелюре вдруг появилась ранняя «философская» седая прядь. Васнецов боролся с непрошеной сединой полгода, потом плюнул на это дело и оставил всё как есть. На бестактные приставания любопытных относительно причин своего раннего поседения он всегда коротко отвечал: «Горел в танке». Лицо Фред имел ромбовидное, полноватое, смуглое, нос у него был прямой. Посаженные несколько ближе, чем следовало, глаза с хитринкой выдавали в нем неуёмного шутника, стрекулиста и мистификатора.

      Фред откинул простыню и сладко потянулся всем своим плотным телом. Фаллос стоял как Останкинская телебашня. Нет, скорее как Эмпайр Стейт Билдинг, потому что был не только длинным, но и толстым. О чём бы ни шла речь – речь всегда идёт о деньгах; куда бы ни дул ветер – он всегда дует в лицо; о чём бы ни думал Фред Васнецов – он всегда думает о бабах…

      Когда-то, мальчишками, они пробовали трахаться в задницу. Так, из озорства. Ничего у них не получилось. Потом один мужик со знанием дела посоветовал им воспользоваться вазелином, но интерес к «однополым» задницам у ребятишек быстро пропал, они переключились на девчонок. Это было гораздо приятнее, увлекательнее, а главное, гораздо смешнее.

      Фред медленно натянул подвижную кожу на налитую желанием головку фаллоса и вновь обнажил её. Невесело усмехнулся своим мыслям.

      Чёрт возьми, время летит, жизнь проходит, катится зайцем под горку. Неужели он когда-то был мальчишкой? С тех пор прошло столько лет!

      Иногда Фреду казалось, что там, в детстве, жил не он сам, а какой-то другой Васнецов. Временами его посещало странное чувство, что тот детский мир никуда не исчез, не канул безвозвратно в Лету, а продолжает существовать совсем рядом, он «близ есть, при дверех», и если только подобрать к заветной дверце соответствующий ключик, то можно снова очутиться в ослепительно прекрасной Стране Детства. В редкие моменты случайная комбинация запахов, звуков и ещё чего-то необъяснимого, не доступного сознанию, вдруг вызывала у Фреда такое острое ощущение прошлого, словно он и вправду каким-то чудом переносился туда. Будто атомы и молекулы его тела на миг принимали положения, которые они занимали лет тридцать назад, будто они волшебным образом переходили в прежнее, некогда пережитое ими состояние, и в эти секунды Васнецов чувствовал, что погружается в прошлое, прикасается к нему. Вряд ли он был сентиментальным человеком, скорее нет, чем да, как выражаются в подобных случаях психологи и социологи, но ведь всемогущее время способно сделать сентиментальным любого.

      Хотя в школе Васнецов слыл мелким пакостником и хулиганом, он был неглупым мальчиком и много читал. Ему навсегда запомнились слова из одной милой детской книжонки: «Надо быть в хороших отношениях с временем, тогда оно сделает с часами всё, что ни пожелаешь.» Фред не мог сказать ничего определённого про свои отношения со всемогущим временем, но точно знал, что оно делало с его часами. А его часы показывали почти сорок, и это было совсем не то, чего он желал. Он чувствовал себя так, словно ещё