недоуменным взглядом. Глупый порыв с ее стороны: парню-то невдомек, до чего тяжело жить у всех на виду.
Оланна читала, лежа в постели, когда раздался стук в дверь и зашла мать.
– Читаешь? – В руках она держала несколько рулонов материи. – Только что проводили господина Оконджи. Просил тебе передать.
– Что это?
– Перед отъездом господин Оконджи попросил шофера достать из машины. Самое модное кружево из Европы. Правда ведь, прелесть?
Оланна пощупала ткань.
– Согласна.
– А видела, в чем он был одет? Необыкновенно! Ezigbo![24] – Мать присела к ней на постель. – Говорят, он никогда не надевает одежду дважды. Наденет раз – и отдает слугам.
Оланна вообразила слуг, чьи сундуки ломятся от кружев, – наверняка беднягам платят гроши, зато раздают аг-бады с хозяйского плеча, в которых им некуда пойти. На душе было тяжело. Разговоры с матерью утомляли ее.
– Какой выбираешь, нне?[25] Я велю сшить для вас с Кайнене блузки и длинные юбки.
– Спасибо, мама, не надо. Закажи лучше что-нибудь для себя. В Нсукке мне вряд ли понадобятся дорогие кружева.
Мать провела пальцем по тумбочке у кровати.
– Эта дура горничная плохо вытирает пыль. Думает, я ей плачу за красивые глаза?
Оланна отложила журнал. По натянутой улыбке матери, по скупым жестам она догадалась, что та хочет что-то сказать.
– Как дела у Оденигбо? – выговорила мать.
– Все хорошо.
Мать вздохнула преувеличенно громко, будто моля, чтобы Оланна одумалась.
– Ты хорошо подумала насчет переезда в Нсукку? Уверена?
– Ни капельки не сомневаюсь.
– Но ведь там никаких удобств! – При слове «удобств» мать заметно содрогнулась, и Оланна едва сдержала улыбку: наверняка мама представила скромный университетский домик с незатейливой мебелью и голыми полами.
– Обойдусь и без удобств, – заверила Оланна.
– Ты можешь найти работу в Лагосе, а по выходным ездить к нему.
– Не хочу работать в Лагосе. Я хочу преподавать в университете и жить с ним.
Мать смерила Оланну взглядом и поднялась.
– Спокойной ночи, дочка, – сказала она тихим, обиженным голосом.
Оланна долго смотрела на дверь. Недовольство матери не было для нее внове, оно сопровождало почти все ее важные решения: когда Оланна предпочла двухнедельное исключение из школы Хитгроув, отказавшись извиниться перед учительницей за слова, что уроки по Паке Британика[26] противоречивы; когда примкнула к студенческому движению за независимость в Ибадане; когда отказалась выйти замуж за сына Игве Окагбуэ, а потом – за сына господина Окаро. И все-таки каждый раз она чувствовала себя виноватой, каждый раз ей хотелось попросить прощения, загладить вину.
Оланна уже засыпала, когда постучала Кайнене.
– Ну? Раздвинешь ноги перед этой слоновьей тушей в обмен на папин контракт? – спросила сестра.
Оланна подпрыгнула от неожиданности.