по дворам, у кого немцев на постое нет, и скажи, чтобы уничтожали живность по-тихому. И прятали её не в погребах, а где подальше и поглубже.
– Ну, ты – стратег, Яшка! Немец твой узнает, пустит тебя в распыл!
– Вот для тебя и должность освободится. Ты ещё берданку свою спрячь. Они пока нетронутые, немцы-то. А коснись чего – обыска начнут устраивать.
– Да уже спрятал! И патроны – тоже! Теперь у меня, Яков, к тебе просьба. Агриппа совсем плохая стала.
– Что с ней?
– Ну что? Сердце пошаливает! Ты же знаешь, дочку её после института в Смоленск работать направили. Она в июне туда уехала. Учительствовать. А тут – война. Ни слуху, ни духу с тех пор от неё. Думала, что приедет, или письмецо отпишет. Ан – нет! Так вот, на почве расстройства, недавно слегла. Наш фельдшер Акимов неделю тому назад в столицу подался с семьёй. А мы здесь, без лекарств. Танюшка Фролова сказывала, в Уваровской аптеке всё сгорело. Аптекаря Каца Семёна Семёновича прямо на улице расстреляли. Ты бы ихнего доктора попросил, что бы укол Агриппе сделал. Акимов делал, так помогало. Он, доктор немецкий, сейчас в доме Акимова поселился. И госпиталь там собираются открыть. А, вернее, уже открыли. А в погребе морг организовали. И место там одно уже занято!
– Ты чего несёшь!? Пётр Иванович?
– А ты что, не слышал? Вчера поутру эти самые наши солдатики, до того, как смертушку приняли, двоих немцев успели подстрелить! Хауптман, капитан по-нашему, в погребке акимовском отдыхает. Его на родину, в неметчину, вскорости отправят. А комендант гарнизона, кажись – майор, раненый в шею в акимовской спальне почивает. Живучий, зараза, оказался! За то, наших солдатиков и порешили… Ты, Яша, вчера аккурат перед этими офицеришками с иконкой речь толкал. Видать, пресвятая дева Мария, благодаря тебе, обратила на них своё внимание.
– Ясно! – сказал Яков Шилкин и трижды перекрестился. – Пойду просить машину. После обеда, вроде бы, хоронить положено. Нужно успеть. А ты, вечером забегай. Самосадику искурим.
– На немецкие ещё не перешел?
– Ещё не угощали, – спокойно сказал Шилкин и направился к калитке.
Василий, всё время сидевший на резном стуле молча, выпустил из рук щенка и подошёл к отцу.
– Может хату Яшке подпалить? Ночью?
– Не, Вася, погоди немножко. Я потом тебе дам сигнал, – ответил Пётр Иванович и задумчиво посмотрел в след удаляющемуся соседу…
20
Яма получилась широкой. По обе стороны будущей могилы возвышались бугорки рыжей глины, смешанной с песком и мелкими камешками. Рядом, на табуретках, поставили гробы, в которых покоились погибшие воины.
Анастасия Филимоновна Фролова и её дочь Таня что-то «колдуют» над покойниками, укрывают их тела белыми простынями и раскладывают на челе ленточки с витиеватыми надписями.
Обе постоянно крестятся и причитают.
Рядом стоят: Яков Шилкин, Пётр Иванович, Василий и несколько пожилых женщины из ближайших домов.
Пётр