но сдержался, не желая растравлять старую рану, в надежде, что и сын поступит так же. Константин был еще малюткой, когда его разлучили с матерью, и придворная жизнь могла бесследно стереть воспоминания, непрочные, как пыльца на крыльях бабочки.
Пока сводили коней на берег, отца с сыном окружила толпа: грузчики, водоносы, торговцы рыбой, портовая прислуга. Среди них было много христиан. Кто-то узнал принцепса, который, по слухам, неплохо относился к верующим в единого бога. Зная, что в Антиохии назначена встреча государей, они узнали цезаря по сходству с сыном.
– Поедем полями, – предложил принцепс. – Там больше пыли, зато не будет зевак.
Они двинулись по проселочной дороге между нивами, на которых ветер колыхал высокую стерню. Ехали рядом; цезарь то и дело наклонялся к сыну, чтоб потрепать его по щеке или ласково погладить руку.
– Как относится к тебе повелитель?.. Августа? Какое прозвище дали тебе солдаты? Закрылась ли рана, которую ты получил в Дакии[38]? Что это у тебя на бедре? Ага, это след медвежьих лап. Почему ты не написал мне об этом?!
Константин рассказал неохотно: когда он был в гостях у Галерия, тот зачем-то послал его в сад, и там на него напали два медведя. Рабов, забывших запереть клетки, цезарь отдал на растерзание зверям… хотя все обошлось благополучно. Медведя, который вцепился в бедро, Константин заколол кинжалом, а другого задушил.
– А как он натравил на тебя сарматских гладиаторов? – потемнев лицом, спросил цезарь. – Об этом я узнал тоже не от тебя!
– Все это уже прошлое, – ответил принцепс, пожав плечами. – Быть может, тут не было злого умысла. Зачем Галерию посягать на мою жизнь?
Цезарь стал расспрашивать о придворной жизни.
Коротко, неторопливо отвечал Константин на вопросы отца. И вдруг спросил:
– Скажи, как поживает мать?
Рука цезаря медленно соскользнула с плеча сына.
– Ты должен знать это лучше меня. Уже шесть недель, как она здесь. Ты навещаешь ее?
– Я спрашиваю не о твоей жене… а о своей матери. Супруге твоей я каждый день лично выражаю свое почтенье. Она добрая женщина… и очень любит тебя. И мать она хорошая, любит своих детей. Но я ей не сын… и хочу знать, как живет моя мать… изгнанница.
Цезарь долго молчал. Потом заговорил столь же спокойно, сколь нетерпеливо требовал от него ответа сын:
– Она в Наиссе…
– Ты говорил с ней? Помнит она меня? Каждый раз, когда я засыпаю, мне кажется, будто она гладит меня… А по утрам чудится ее ласковый голос… Спрашивала она тебя обо мне, отец?
– Я не говорил с ней. Ведь мы плыли на корабле. Заходили в Фессалонику[39], и наисский пресвитер привез мне туда ее письмо.
– Не обижают ее там?
– Кто может обидеть ее? Христианский бог наделил ее великой силой. По словам пресвитера, она воскрешает мертвых.
– Что она пишет, отец? Я не знаю даже ее почерка.
Цезарь потупился.
– Я