к молу, шествие встретилось, среди рыбаков, матросов и рабов, с толпой женщин, укутанных в плащи, которых вел старик с нахальными глазами и влажным ртом, имевшим то отталкивающее выражение, которое принимают евнухи от общения с порабощенными женщинами. Это были танцовщицы из Гадеса, привезенные Полиантом и теперь проходившие незамеченными, так как все внимание толпы было обращено на проводы отъезжавших моряков.
Несколько женщин из рыбацкого порта предлагали легатам венки из душистых горных цветов на длинных стеблях.
Возгласы раздавались в группах матросов всех стран.
– Да здравствует Рим! Да защитит вас Нептун! Да сопутствуют вам боги!
Актеон услышал смех за собой и, обернувшись, увидел кельтийского пастуха, убившего накануне легионера.
– Ты здесь? – спросил мрачно грек. – Ты один и не прячешься от римлян, которые ищут тебя?
Повелительные глаза, те странные глаза, возбуждавшие в Актеоне смутные воспоминания, гордо смотрели на него.
– Римляне!.. Презираю и ненавижу их. Я пошел бы без страха на сам их корабль. Занимайся твоими делами, Актеон, и не заботься о моих.
– Как, ты знаешь мое имя? – воскликнул грек со все более возрастающим удивлением, восхищенный в то же время совершенством, с которым пастух говорил по-гречески.
– Знаю и твое имя, и твою жизнь. Ты сын Лизастра, полководца на службе Карфагена, и бродишь по всему свету, не находя нигде удовлетворения.
Грек, такой сильный и самоуверенный во всем, чувствовал смущение перед этим загадочным человеком.
Последний, следя за проводами, повернулся спиной к Актеону. При виде блестевшей на солнце волчицы, сопутствуемой восторженными криками сагунтинцев, глаза его наполнились еще большим презрением и гневом.
– Они считают себя сильными, потому что их защищают римляне. Они воображают, что Карфаген погиб, потому что торгашеский сенат боится разорвать трактаты с Римом. Обезглавили сагунтинцев, бывших друзьями Карфагена, старыми друзьями семьи Барков, и ездили на поклон к Гамилькару, когда он отправлялся в свои экспедиции. Они знают, что есть некто, кто не спит и во время мира… Мир распростерся между этими двумя народами. Или один, или другой!
Восторженные крики народа, провожавшие лодку, которая отвозила легатов на Либурнику, как будто бичом хлестнули пастуха, и при звуках труб с корабля он, стиснув зубы, со сверкающими от ярости глазами, протянул свои сильные руки к кораблю и прошептал со скрытой угрозой:
– Рим!.. Рим!..
II
Город
Дорога, называемая Змеиной, по которой шел Актеон, поднималась в гору.
Навстречу ему попадались телеги, нагруженные мехами с маслом и амфорами вина. Вереницы рабов, согнувшихся под тяжестью нош, с ногами покрытыми пылью, сторонились и давали ему дорогу с покорностью и робостью, внушаемую им свободным человеком. Грек остановился на минуту у масличных мельниц, где скованные рабы вертели огромные каменные жернова,